«В Германии они сначала пришли за коммунистами, но я не сказал ничего, потому что не был коммунистом. Потом они пришли за евреями, но я промолчал, так как не был евреем... Потом они пришли за членами профсоюза, но я не был членом профсоюза и не сказал ничего. Потом пришли за католиками, но я, будучи протестантом, не сказал ничего. А когда они пришли за мной — за меня уже некому было заступиться».

Мартин Нимёллер. «Когда они пришли…»

31 августа 2013 г.

Многобуквие (оптом)

1. Форумы всегда радуют и всегда внезапно. Вот так живёшь, живёшь, а и знать не знаешь, что в природе существует химический элемент деталий. Причём его много. Про него так и пишут: «много деталий».

С нетерпением ожидаю обнаружения печалия и менестрелия;

2. Перечитав «О психологической привлекательности тоталитаризма» Беттельгейма, обнаружила интересную вещь: я не могу спроецировать на себя все те душевные терзания и метания, которые Беттельгейм описывает, освещая влияние нацистского приветствия на нонконформистов. То есть для меня из этой ситуации сразу существует абсолютно логичный, корректный и в то же время нисколько не разрушающий психику выход.

Делюсь, вдруг кому пригодится.

Итак, предположим, что мы живём в нацистском обществе, где нацистское приветствие используется в качестве формального подтверждения лояльности существующему режиму. И предположим, что мы в действительности нелояльны этому режиму и, таким образом, обязанность приветствовать других так, как требуют нацисты, либо разрушает нашу психику (если мы лицемерим и, внутренне противясь нацистскому режиму, проявляем по отношению к нему, тем не менее, внешнюю лояльность), либо ставит под угрозу наше физическое существование (если мы, желая сохранить себя, отказываемся приветствовать других подобным образом). Таковы два варианта развития событий, как они представлены у Беттельгейма.

Но есть и третий вариант, который Беттельгейм не учитывает, и этот вариант основан на восприятии исключительно фактической стороны вопроса, то есть на отделении себя от идеи себя.

Я начинаю решать подобные задачи с базового вопроса, а именно с вопроса о расстановке приоритетов. Допустим, я считаю себя нонконформистом и не разделяю убеждения нацистов, но при этом передо мной возникает необходимость выказывать нацистам лояльность в виде нацистского приветствия. Нимало не рефлексируя на тему «Допустимо ли лицемерие?» (потому что лицемерие недопустимо ни в каком случае), я ставлю вопрос иначе: «В самом ли деле я нонконформист?», или, ещё более конкретизируя, «Готова ли я пожертвовать благополучием и, возможно, жизнью ради убеждений?»

Ответ «да» немедленно повлечёт за собой поиск единомышленников и фактическую борьбу с режимом. В этом случае социальная тактика будет определяться моей ролью в этой борьбе. Возможно, я стану партизаном, и у меня просто не будет необходимости приветствовать кого-либо унижающим меня образом. Возможно, я стану агентом влияния, и тогда нацистское приветствие окажется частью ролевой игры, без которой я не смогу выполнить возложенную на меня боевую задачу подрывной деятельности. В любом из этих вариантов я буду жить в согласии со своими убеждениями, и угрожать моей психике уже ничего не будет (хотя, конечно, кое-что будет угрожать моему физическому существованию, но именно на этот вопрос я и отвечала чуть раньше, когда взвешивала на одной чаше весов жизнь, а на другой — убеждения).

Ответ «нет» означает, что в действительности мне не следует выпендриваться, строя из себя нецелованую девицу. Если я не готова пожертвовать благополучием ради убеждений, значит, благополучие у меня в приоритетах, из чего непреложно следует, что в действительности мне глубоко начхать на любые разногласия между всеми на свете убеждениями. Если моё благополучие и моя жизнь настолько дороги мне, что я сторонюсь всякой фактической борьбы с режимом, значит, мне следует прекратить досужую болтовню о том, какой этот режим негодный, — ровно до тех пор, пока я не расставлю свои приоритеты иначе и не изменю соответствующим образом своё поведение. На самом деле меня вполне устраивает этот режим, коль скоро мне проще и удобней рассуждать о него негодности, чем бороться с ним. Выражение же «меня устраивает режим» в своём фактическом воплощении абсолютно синонимично выражению «я лояльна режиму». А коль скоро в действительности я режиму лояльна, с моей стороны было бы лицемерием уже совсем другое действие, а именно показные (не важно, перед людьми или перед самой собой) страдания, касающиеся этого пресловутого приветствия.

Вообще, большая часть душевных терзаний огромного количества людей, по моим наблюдениям, сводятся вот именно к таким вопросам, которые в концентрированном виде воплотились в годы германского нацизма. Люди любят думать о себе как об идее, а не как о факте, тогда как в действительности ничего, кроме фактов, они на самом деле, собой не представляют. И когда жизнь предъявляет им противоречия между тем, что они о себе думают, и тем, каковы они на самом деле, это начинает разрушать их психику, целостность их «я» и вообще весь их богатый внутренний мир. Ничего удивительного: фактам можно противопоставлять только факты, а люди в большинстве своём не только оперировать фактами, но даже и замечать их толком не умеют.

И они могут до посинения сидеть на кухне в компании друзей и ругать правительство без малейших попыток покушения на это правительство и при этом думать о себе, как о революционерах и борцах с режимом: возможно, даже фантазировать о том, как к ним внезапно нагрянут люди в форме, всех повяжут и сделают мучениками. В отдельных (очень редких, по сравнению с общим количеством таких «диссидентов») случаях их даже не разочаруют: и внезапно, и нагрянут, и повяжут, и сделают. Но всё это, что характерно, будет иметь куда большее отношение не к тоталитарному государству, а к их собственному лицемерию и к привычке думать о себе как об идее. С точно таким же успехом можно делать что угодно вообще, представляя, будто делаешь нечто иное: например, воображать себя гениальным прозаиком и писать третьесортные рассказы на «грелку». Или, например, воображать себя суперменом и падать в обморок от малейшего стресса. В любом случае, рассуждая о себе как об идее, ты раньше или позже столкнёшься с гамбургским счётом, и у тебя будет только два выхода — отказаться платить по этому счёту, основываясь на посторонних фактах (не тем тоном счёт предъявлен, не те личности доставили, не на той бумаге выписали, не в тот день недели принесли), что в действительности будет характеризоваться одной точной, хоть и заезженной фразой: «Слив защитан», — либо, действительно, обнаружить свою психику необратимо повреждённой. Ничего удивительного, что люди в большинстве своём очень быстро находят первый выход. Этим, по-моему, и объясняется такое ужасающее количество некорректного, нелогичного, некрасивого, неэтичного и попросту безграмотного в речах и мыслях не только обывателей, но и многих выдающихся людей;

3. У нас ещё не сентябрь, а уже осень. Ящитаю, это предательство. Запланировала на завтра кручину, попробую жить по плану; всё равно никогда не получалось.

Комментариев нет:

Отправить комментарий