«В Германии они сначала пришли за коммунистами, но я не сказал ничего, потому что не был коммунистом. Потом они пришли за евреями, но я промолчал, так как не был евреем... Потом они пришли за членами профсоюза, но я не был членом профсоюза и не сказал ничего. Потом пришли за католиками, но я, будучи протестантом, не сказал ничего. А когда они пришли за мной — за меня уже некому было заступиться».

Мартин Нимёллер. «Когда они пришли…»

29 сентября 2009 г.

Нюрнберг

Кстати, вообще, так праформальности. Маленькая подборка ссылок — что-то торкнуло сюда сунуть, а не в Netvibs. Наверное, это что-то личное.

Устав Международного военного трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси (кончаю, извините за выражение, от одного названия, люто, бешено восхищаясь наглостью высшей пробы. Всё спрашиваю себя, повернулся бы у меня язык или нет, и, хуй знает, не нахожу ответа).

Нюрнбергский процесс. Сборник материалов. М., 1954 (в 2 томах).

Trial of the Major War Criminals before the International Military Tribunal. Nuremberg, 14 November 1945 — 1 October 1946 (в 42 томах).

Бля буду, по-английски сорок два тома ниасилю. Но по-русски их всё равно нету, похоже, так что пусть уж буду бля. Был когда-то на Милитерре восьмитомник восмидесятых годов, что ли, так сплыл. И Либрусек, как назло, лежит, а Яндекс на нём, как нарочно, то ли пятый, то ли шестой том из тех самых восьми индексирует.

ЗЫ. Завтра на всё отвечу, сегодня прямо сил нет: очень зачиталась, просто оторваться не могу, серьёзно.


Читать дальше...

28 сентября 2009 г.

77





Читать дальше...

В ООН

Итак, мир снова докатился до разделения людей на людей и нелюдей, с чем я вас, дорогие граждане, особо включая товарищей, и поздравляю со всем возможным пылом. На сей раз прецедент зафиксирован польским Сеймом:

- Я знаю, что такое решение наверняка вызовет протесты защитников прав человека, однако можно ли назвать этих особей, которые совершают подобные преступления, людьми. Поэтому не думаю, что в подобных случаях можно говорить о правах человека, - заявил премьер-министр Польши Дональд Туск.

Дорогая ООН!

Я, конечно, понимаю, что ты — чистое недоразумение на подошвах солдат Второй мировой, но раз уж ты есть, я категорически требую от тебя включить в Конвенцию о защите прав человека и основных свобод определение человека, слышишь? С сегодняшнего дня я не могу быть уверена в том, что я — человек, хотя и знаю совершенно точно, что родилась от женщины и мужчины вида homo sapiens sapiens и обладаю всеми надлежащими формальными признаками. Логические построения относительно видовой принадлежности человека, как мы видим, с лёгкостью разрушаются, например, польским премьер-министром, по мнению которого существуют поступки, несовместимые с видовой принадлежностью, — в частности, сексуальные сношения с родственниками и лицами, не достигшими пятнадцати лет.

В связи с этим я хочу твёрдо знать, какие ещё поступки несовместимы с принадлежностью к вышеупомянутому виду homo? Я требую чётко зафиксированного в Конвенции определения человека — как одна из тех, о ком на не ведомых сегодня основаниях завтра могут сказать: «К ней неприменимо понятие прав человека, потому что она не человек».

Кто ещё, кроме премьер-министра Польши, имеет право определять видовую принадлежность? — это тоже вопрос, на который мне хотелось бы получить ответ.

Так же меня очень беспокоит вопрос отсутствия Конвенции по защите прав и свобод нелюдей — кто-нибудь этим уже озаботился? Если никто, то на основании каких юридических положений будут определяться отношения людей и нелюдей, отношения государства и нелюдей, отношения нелюдей и нелюдей, не говоря уже о собственно правах и свободах нелюдей?

Имеет ли, предположим, нелюдь право голосовать на выборах? А говорить что думает? А проводить собрания и митинги? Исповедовать религию? Пользоваться интернетом? Учиться? Создавать семью? Ходить по тем же улицам, по каким ходят люди? Жить в тех же городах?

Но это всё цветочки, да? Ягодки дальше. Можно ли безнаказанно подвергнуть нелюдя пыткам? Унизить? Убить? Изнасиловать? Сделать рабом?

Наконец, самый главный вопрос, который меня беспокоит, звучит так: распространяется ли на нелюдя презумпция невиновности?

Вот это всё, дорогое Облое Общественное Недоразумение, нужно, ящитаю, прояснить как можно быстрее и зафиксировать как можно конкретней. Так что, раз уж ты есть, не тяни, а собирай давай жопу в горсть и садись писать новые протоколы. Не напишешь завтра — послезавтра о тебе и памяти не останется.


Читать дальше...

24 сентября 2009 г.

От архаровца к Будде шаг за шагом без проблем за пять минут

Последние несколько дней вокруг меня так или иначе всплывала тема буддизма: то в комментариях, то в разговорах, — а сегодня я, наконец, наткнувшись на очередную зарисовку Вилли Вонки, решила посмотреть, чем хотя бы отличается Махаяна от Тхеравады (а то как-то перед людьми уже неудобно).

С удивлением, выяснила, что как минимум один из исследователей философии Махаяны отличий не находит. Порывшись ещё немного, я решила, что отличия тех от этих, наверное, и впрямь чисто косметические. Но это всё семечки. Подсолнух в буддизме — это три типа состояния Будды (упомянуты в статье по ссылке). Точнее, даже не сами состояния, а их названия. Они по-русски очень хорошо разучиваются и дают, по-моему, прекрасное представление о сути этих состояний:

Сам Себебудда —
Самма Самбудда, который достигает полного Пробуждения своими собственными силами;

Почтикакбудда —
Паччекабудда, качества которого уступают Самма Самбудде;

Сцабака Будды, архаровец, —
Савака Будда, который достиг состояния Архата.

Люто, бешено жалею, что мой мозг не в состоянии впихнуть в себя теорию о тотальном влиянии древних укров на всю мировую культуру. На месте последователей этой теории, я бы на одном только этом материале три диссертации написала.


Читать дальше...

Просто по ассоциации

La-scandinavia, это вам (в память обо всех террористах и насильниках). :D


Get Your Own Free Hypster.com Playlist.

PS. Вопль отсутствия души: Гугль, золотко, сделай уже, чтоб можно было музыко в камменты вставлять! И кортинке тоже. А спамеров я сама как-нибудь поубиваю, фиг с ними.


Читать дальше...

20 сентября 2009 г.

На полях немножко

La-scandinavia в дискуссии о среднешкольной педагогике высказала много годных соображений о системе нашей педагогической силы и заодно подкинула ссыль на любопытный сборник статей М. Максимова «О Бруно Беттельгейме» (на Либрусеке тоже есть, если кого интересует fb2, правда, с кривым форматированием). Я приведу из этого сборника несколько выписок с комментариями (именно выписки и к ним заметки: и про школу, и не про школу, и вообще про всё подряд — я даже не буду это в подобие эссе оформлять). Я вообще думала забить это всё непосредственно в дискуссию, но мне кажется, что люди, сборник не читавшие, должны его прочесть, так что публикую отдельным постом.

в лагере действует огромное число законов, предписаний, инструкций, постановлений и так далее. Причем многие на них неизвестны заключенным, зачастую противоречат друг другу и создают в лагере такую обстановку, в которой каждый, твой шаг –– нарушение. Ты все время находиться в состоянии нашкодившего школьника –– тебя все время есть за что наказать.

Заменить «в лагере» на «в школе» — и ничего не изменится. Это именно о том, в какое положение поставлены у нас учителя (см. опять же указанные комментарии la-scandinavia).

В лагере не наказывают именно того человека, который совершил проступок. Наказанию подвергается вся группа заключенных, в которой находился провинившийся.

А это у нас вообще повсеместно, ещё с царя-батюшки.

Легко понять, что возможность нести ответственность за свои собственные поступки –– сильное душеукрепляющее средство, и в лагере оно недопустимо.

Меня тут одна смешная великовозрастная девочка на днях пыталась посадить в позу лотоса, утверждая, что мои попытки ответственно подойти к вопросу, имеют своей целью её, великовозрастной девочки, персональное унижение и моё, соответственно, возвышение за её счёт. Будучи ещё совершенно не в курсе выводов, сделанных Беттельгеймом, я почему-то ни на секунду не усомнилась, что со мной разговаривает не сознание, а подсознание, провоцирующее оную деву на детский сад. Хотя она через слово повторяла о том, какая есть взрослая и ниибаццо самостоятельная.

Я хочу сказать, что обратной стороной коллективной ответственности нередко оказывается простой отказ признавать чужое право на ответственность: те самые «Ты здесь ни при чём» и «Ты можешь ни за что не отвечать», которыми размахивают деликатные интеллигенты, с лёгкостью опускающиеся до хамства из страха показаться грубыми.

Не высовывайся

...Сила этого метода в том, что человек в своем естественном стремлении к безопасности станет сам производить внутреннюю работу по разрушению своей личности, чтобы слиться с этой серо-полосатой массой, стать неотличимым.


Несколько таких экземпляров я наблюдала безо всяких лагерей на протяжении нескольких лет, не выходя из интернета. Очень поучительно, имхо.

И человек начинает внутреннюю работу по уничтожению своей личности. Посмотрим на него, когда он читает газету. Собственно, он ее и не читает. Ведь газета создана не для того, чтобы служить окном в мир, в котором ты живешь. Он читает там, где ничего не напечатано –– между строчек. Он ее впитывает целиком. Он сливается. Теперь ему уже не нужно приказывать –– он сам знает, чего от него хотят. И тогда к нему приходит чувство безопасности.

Две категории людей ненавижу люто и бешено:

1) тех, кто читают между строк мои собственные записи (да, и любые, в общем, но я мало слежу за дискуссиями в других журналах), утверждая тем самым приоритет бессознательного над сознанием;

2) тех, кто пишет велеречия эзоповым языком, будучи вполне в состоянии писать прямо и просто (экстремальные случаи, вроде «маляв» заключённых не рассматриваю, тут человек не в состоянии).

И те, и другие суть мерзкие твари, и цель у них одна и та же — низвести человека до уровня скотины, наделённой только лишь инстинктами. Позвоночное чтение, позвоночное письмо и в целом живой памятник позвоночнику.

На второй полочке –– прямой перенос всего, о чем говорится в книге, на нашу сегодняшнюю жизнь. Честно говоря, такой подход читателей к статье мне не по душе. У Беттельгейма речь идет об экстремальных условиях, –– те, в которых мы сейчас живем, уподоблять им было бы нечестно, пожалуй, даже кощунственно.

Обращаю внимание на полное отсутствие логических аргументов. Сплошная апелляция к этике: «нечестно», «кощунственно». А я так думаю, что экстремальные условия — всего лишь условность, простите за каламбур. Заключённым, жившим в лагере, экстремальными условиями наверняка казался не сам лагерь, а лагерный карцер. Опять же, синдром заложника — вещь давно обнаруженная, пусть и не слишком хорошо изученная. Туда же — эксперименты Милгрема и т.п.

Иными словами, если ты расцениваешь свою жизнь как нормальную, это не значит ничего, за исключением собственно твоей оценки. Сумасшедшие тоже считают себя нормальными людьми — и уже одно это должно бы навести на мысли.

А выражение «кощунственно» в устах исследователя звучит вообще очень смешно.

Тем не менее дальше Максимов, отдав дань хуёвой дипломатии, пишет:

Я... расскажу о том, как вот уже много десятилетий у нас с успехом растят ученых, главная, а зачастую и единственная добродетель которых –– послушность.

У меня в «Графоманском гетто» есть ссылки (их немного) на то, что графоманам следует читать в обязательном порядке. Хотя, вообще-то, это в обязательном порядке следует читать всем, без исключения. Так вот, одна из этих немногих ссылок ведёт на статью П.Л. Капицы «О творческом непослушании». Светлая память Шкробу, разместившему её в библиотеке «Vivos voco!» (некстати, но всё же: через восемь дней будет два года со дня гибели Шкроба). Кто ещё не читал — бегом туда (особенно кто не читал, а пишет).

Характеристика

А вот это очень интересная штука. Дело в том, что роль характеристики в школе выполняют оценки. Ты можешь знать предмет досконально или не знать, но вызубрить единственный билет, который достанется тебе на экзамене, — и оценка будет одной и той же. Ты можешь быть гением, но если ты не знаешь наизусть «Буря мглою небо кроет…», ты получишь трояк, и плевать будет системе в лице учителя или экзаменатора на твою гениальность.

Так что, нет, здесь Максимов не прав, это явление не уникальное, к сожалению. Оно у нас просто приобрело апофеозное оформление — этакий закономерно идиотический итог внедрения в систему образования промежуточных оценок.

…важно, насколько губительно воровство для творческой личности… Атмосфера воровства заразительна. Это -- как СПИД, поражается иммунная система ученого. Перестанешь отличать свое от чужого, краденого.

Ничего не знаю насчёт учёных, но вот у начинающих писателей, которые воспитываются в атмосфере воровства, это выглядит вот так. Рекомендую тем, кто ещё не читал, особенно тщательно фтыкать в дискуссию.

Итого: сборник «О Бруно Беттельгейме» — мастрид.

Так… У меня «Географ…», плюс я обещала прочесть ещё кое-что, плюс о Севастополе, плюс хочу ещё о системе образования поговорить… Что я забыла из того, о чём обещала?


Читать дальше...

18 сентября 2009 г.

Думается мне, что...

...самая главная проблема нашего народа в национальной трусости. Эта такая особого рода трусость, когда человек боится не того, что убьют, а того, что подставят или наебут. Комплекс лоха, ага: как бы невзначай не отдать больше, чем надо (а лучше всего вообще ничего не отдавать).

Такие трусы бывают просто трусы и истеричные трусы. Истеричные трусы, помимо того, что страдают комплексом лоха, ещё и визжат на всех перекрёстках о том, как их наёбывали раньше (государство в основном) и как они боятся того же самого в будущем (боятся пассивно: чтоб сделать будущее лучше, палец о палец не ударят). В остальном никаких отличий.

Я не спорю, что принцип сохранения нажитого непосильным трудом имеет свои плюсы. Он, например, хорош на войне («Ни шагу назад», «Ни пяди врагу»). Однако в мирное время он выглядит просто мудацки, потому что враг оказывается не в другом государстве и даже не в родном правительстве, а по соседству, и целью людей, которые этот принцип исповедуют, становится урвать и съебаться, ничего не отдав взамен.

Экзистенциальные импотенты. Что ни сделают — либо пустышка, либо через жопу, либо и то, и другое. Оттого, кстати, и занимаются не тем, к чему более всего способны, а тем, что попроще или к чему с детства привыкли. Ну, или в крайнем случае тем, что кажется им элитарным и позволяет оценивать себя с позиции причастности.

Ненавижу.

ЗЫ. На тот случай, если я кого-то ещё не оскорбила, напоминаю: это по чистой по случайности.


Читать дальше...

16 сентября 2009 г.

Дыбр и чтоб было

И вот это пусть будет. Потому что одну и ту же музыку я могу слушать в прямом смысле годами, она мне почему-то не надоедает.


Get Your Own Free Hypster.com Playlist.

А ещё я собиралась в Киев на выходные, а неизвестно, получится или нет, потому что у меня температура подскочила и горло болит (дорогое Мироздание, а на что ты, собственно, рассчитывало? ). А ещё я, как всегда, когда болею, хочу картофельного пюре со свиной поджаркой и солёных огурцов. Но будут сосиски в томате с водкой по рецепту Булгакова, что, в общем, тоже неплохо.

Да, и мне очень хочется поговорить о чём-нибудь, только я, как всегда, когда болею, не знаю, о чём именно. Есть у вас какие-нибудь соображения на этот счёт?


Читать дальше...

«То, что хотел бы я высказать...»

...но не скажу, потому что и без меня уже всё спето.


Читать дальше...

14 сентября 2009 г.

Гештальт-математика

Дорогое Мироздание, как всегда, бесконечно милосердное, подкинуло мне намедни задачку, сообщив, что не будет мне фотоаппарата, пока я эту задачку не разгрызу. И поставило меня раком в следующую ситуацию.

Ситуация. Я имею обязательства по отношению к N. Вследствие выполнения этих обязательств я вызываю бурную эмоциональную реакцию N и констатирую её. N спрашивает: «А на что ты рассчитывала?»

И тут у меня малость переклинивает, потому что этот вопрос равносилен вопросу: «Когда ж ты бросишь пить коньяк по утрам?» Иными словами, постороннего расчёта у меня не было в помине, я просто делала то, что диктовал мне набор обязательств. И все мои расчёты, таким образом, лежали в плоскости, очень далёкой от чьих бы то ни было эмоциональных реакций.

Интересно здесь то, что N спрашивает у меня, на что я рассчитывала, будучи прекрасно осведомлённым о причинах, по которым я поступаю известным образом. То есть по умолчанию N мало причин, он подразумевает, что, помимо причин, у меня непременно существует ещё и цель, причём эта цель заключается не в собственно исполнении обязанностей, что логично следует из причин, а в попытке манипулировать его, N, эмоциональным состоянием.

Иными словами, пока я выполняю свои обязанности, N ищет в моих действиях второй смысл.

***

Дорогое Мироздание… а впрочем, что я, в самом деле.

Короче, есть люди, которые по умолчанию считают, что за их эмоциональное состояние всегда и безусловно ответственны другие. На этом основании они воспринимают динамику своего эмоционального состояния как результат чужой попытки манипулировать ими. Дорогое Мироздание, я правильно излагаю урок?

А теперь слушай сюда… учитель. Во-первых, спасибо тебе за то, что ты есть. И спасибо, что ты тычешь меня мордой в такие вещи, которые я сама, без наглядного примера, никогда не осмыслила бы — просто в голову бы не пришло над этим думать.

Во-вторых, я поняла, в чём на первый взгляд заключается твой урок: для того, чтобы поддерживать нормальные отношения, мне мало адекватно структурировать эти отношения и мало даже принимать их всерьёз. Мне нужно признать за собой право осознанно манипулировать чужим эмоциональным состоянием.

Однако едем дальше. Предположим, я признаю за собой это право. Предположим, я даже научусь это право реализовывать, и даже виртуозно. А вот теперь я тебе, Дорогое Мироздание, задам вопрос: что будут стоить мои слова, если хоть однажды они разойдутся с делом?

Молчишь. Правильно молчишь, потому что это и есть ответ, ибо массой обладает даже слово «ничего».

Но заметь: твои слова с делом не расходятся. Ты хочешь сообщить мне ноль — и сообщаешь ноль, и насрать тебе на моё эмоциональное состояние большую кучу.

Таким образом, ты само, дорогое Мироздание, смотришь на ситуацию совсем с другой точки зрения.

***

Следовательно, таки — не дождёшься. Да, я могу выписать тебе индульгенцию в том, что существует морально приемлемая возможность не отвечать за слова — фактом собственного отказа от аналогичной ответственности. Но ведь именно этого ты и ждёшь, правильно? Ждёшь, когда озвучивший принцип нарушит этот принцип сам и тем укажет тебе лёгкий путь к гештальту.

Нет. Гештальт ты будешь закрывать самостоятельно: через пьянки, гулянки, сопли, вопли, через бегство от себя и от меня, через плач во все жилетки, через миллионы букв и сотни тысяч страниц — до тех пор, пока не осмыслишь свою систему символов во всём её объёме и не применишь к ней принцип соответствия. После этого у тебя будут два пути: пересмотреть прежнюю систему символов и создать новую, более приемлемую, либо принять имеющуюся и осмысленно, всерьёз соответствовать ей.

В любом из вариантов ты всегда сможешь рассчитывать на помощь и поддержку с моей стороны, сколько бы лет ни прошло. В любом же из вариантов ты всегда сможешь рассчитывать на то, что, задав мне вопрос, обязательно получишь корректный ответ.

Однако пока ты играешь в жмурки, слов для тебя, ученик, у меня, учителя, нет. И, поскольку я не психотерапевт, лечить я тебя не буду. А на тот случай, если ты вдруг разобьёшь по дороге морду, я тебе уже давным-давно всё сказала.

***

Дорогое Мироздание, а вот теперь мне можно фотоаппарат?


Читать дальше...

10 сентября 2009 г.

Прасреднешкольную педагогику

Читаю сейчас «Географ глобус пропил» (запоем, кстати, ага, и давно, доложу вам, с таким удовольствием новьё не читала. То есть не совсем, конечно, новьё, но всё-таки относительно новое). Прочту — напишу о нём в «Избе», а пока просто вспомнилось кое-что в связи с одним из эпизодов — про учителей, ничего сугубо литературного.

У Служкина был пустой урок, и он проверял листочки с самостоятельной «вэ» – класса. Служкину срочно требовались оценки, чтобы выставить четвертные, поэтому он не углублялся в сущность предмета, а действовал более экономично – по вдохновению. Он смотрел фамилию и, не читая, сразу ставил оценку. И так ясно, кто чего заслуживает. Ергин? Два. Градусов? Два. Баскакова? М-м… ладно, не жалко, четыре. Суслов? Два. Даже с минусом.

В принципе, эпизод как эпизод. Если бы подобный эпизод по моей собственной шкуре танком не проехался, я бы, вообще, даже похихикала бы. А чо, прикольно. Главное — безошибочно.

В общем, дело было в шестом классе. Классуха наша (географиня, кстати, профессиональный педагог с большим опытом и отменной характеристикой) оченно меня недолюбливала — за то, что я видела, что она не справляется с задачей обучения как преподаватель и с задачей воспитания как классный руководитель. Она и по натуре была никакой не учитель в принципе и не воспитатель тоже, а была она по натуре туповатая пятидесятилетняя тётка, чьим главным стимулом к работе служило осознание принадлежности к Касте, пользующейся Влиянием. Нет, она любила детишек и не жалела для них сил и времени, но главными стимулами были всё-таки Каста и Харизма. В связи с этим на поприще педагогики она с упорством, достойным ишака, проявляла себя бессильным и беспомощным существом, весь авторитет которой держался исключительно на неопытности учеников и на разнице в возрасте.

Подсознательно понимали эту её профнепригодность многие мои одноклассники, а вот сознательно осмыслить могла только я — и это, к несчастью, читалось у меня на морде. В результате моё присутствие неизменно пробуждало в ней комплекс неполноценности, и было бы странно, если бы она меня любила.

Картину классухиного афронта усугублял к тому же прискорбный факт моей низкой успеваемости по её предмету. Учить географию на уроках у меня не получалось: уроки были тоскливыми, как деревенский погост в середине осени, и у меня в одно ухо влетало, а в другое вылетало, — а тратить на географию время дома мне, по-моему, даже в голову не пришло ни разу. Так что три балла — это была высшая оценка, которую я физически могла получить по географии (да и то благодаря информации, почерпнутой из других источников).

То есть ладно бы, если б эта тупая пизда несчастная женщина мучилась комплексом неполноценности под укоризненным взглядом отличницы, да? Но горькая судьбина решила её, видимо, добить вообще нахрен, и ей даже этого утешения не досталось. Она была вынуждена страдать из-за какой-то левой троечницы, которая к тому же перманентно опаздывала на её уроки (потому что вообще на все уроки опаздывала). И так продолжалось полтора года — весь пятый класс и половину шестого.

И вдруг в середине шестого класса я, осенённая идеей сделаться мореплавателем, решила взяться за ум. К тому времени географическая классуха окончательно поставила на мне крест, смирилась со своей горькой участью и, прекратив досаждать мне устными вопросами, которые и раньше-то меня почти не касались, ограничила своё общение со мной письменными работами. Я же, день ото дня всё более и более осеняемая, потихонечку учила себе географию.

И вот, в третьей четверти стали мы писать проверочную. Я уже не помню, в чём там был смысл, но помню, что написала я порядком и всё в тему. Каково же было моё удивление, когда я узнала, что мне поставили трояк… Это было странно, потому хотя бы, что наша классная слыла человеком внимательным, склонным к поощрению и вообще прогрессивны педагогом. Ну, ладно, подумала я, видимо, чего-то не поняла и где-то слажала. И села учить географию дальше.

Дальше последовал остаток третьей и четвёртая четверть, в течение которых я безуспешно пыталась заслужить хорошую оценку. Где-то с апреля это уже превратилось в спорт. Я была уверена, что мне не ставят четыре балла, потому что мстят и добиваются идеального усвоения материала и даже сверх. Я получала трояк за трояком, меня это неиллюзорно стремало и опустошало, потому что зубрить я не могу физически, а всё, что поддавалось пониманию, было уже мною понято, и дальше углубляться я могла только в специальную литературу. Но на специальную литературу не оставалось ни сил, ни куража. Я пыталась отвечать на устные вопросы на уроках: тянула руку, чего-то там пробовала вякать — ноль внимания. Одновременно же блёкли внутренние стимулы: я начинала потихоньку понимать, что физика для мореплавателя куда важнее географии, а география важна не в теоретическом варианте, на котором настаивает средняя школа, а в практическом, которому, как это ни прискорбно, уделяется внимание только на уроках природоведения в четвёртом классе. При этом стимула биться насмерть за оценку у меня не было изначально. Однако на чистом принципе я всё ещё трепыхалась и ждала летних каникул как констатации своего поражения, конечно же, но в то же время и как избавления от необходимости мощного слива.

И вот, однажды, уже под самый конец года, англичанка попросила меня принести журнал (у нас было два языковых потока, и журнал на уроках иностранного жил кочевой жизнью: либо в учительской, либо у немки, либо у нас. Ну, в тот раз англичанка его сразу не взяла, значит, надо было за ним идти). Я пришла к немке, такая: здрассьте, журнальчик не у вас ли? А она такая: ой, а он у вашей классной.

Оба-на… Ну, конец года, да, блин. Я, конечно, сникла, но, матерно плюясь в глубине души, пошла к классухе. А надо сказать, что у нас кабинет географии, как и у Иванова в книге, был аккурат в торце. И если там что-то происходило при открытых дверях за учительским столом, то видеть это можно было аж с другого конца коридора. А уж с двух третей так и вообще невооружённым глазом.

И вот, иду, я значит, по этому коридору от его второй трети, ровно от «немецкого» кабинета, а на ногах у меня кеды. Мало того, что я в принципе довольно легко хожу, так ещё и кеды, ага…

В общем, пока я шла от немки до момента, когда оказалась замеченной, классуха успела «проверить» три работы и уже взялась за четвёртую (уж не знаю, наши это были контрольные или нет, да и не важно, в общем-то).

Мама дорогая, как же она покраснела, когда меня засекла! У неё чуть слёзы из глаз не брызнули. Аж малиновая стала. А я немедленно поняла две вещи. Во-первых, что это норма. Что никто из учителей её за профанацию не упрекнёт, и именно поэтому она сидит, распялив двери. А во-вторых, что единственный человек, перед которым она боялась предстать в обнаруженном варианте, — это я и что наша с ней вот эта встреча была, по её мнению, столь же невероятна, сколь несправедлива судьба, — однако вот, я тут, и спасибо тебе, господине Случай, что ткнул меня мордой в это говно сейчас, а не через каникулы, когда я уже неизбежно отрефлексировала бы своё «поражение» как собственный же недостаток силы воли.

Дальше было неинтересно, потому что героиня моего тогдашнего романа, уподобившись конфитюру, не сделала больше ровным счётом ничего. Она так и осталась тупой пиздой несчастной женщиной и, наверное, даже приобрела на закате своей жизни почётный ореол Мученицы Долга. Это всё, впрочем, не важно, а важно другое.

Когда я по юности крепко обдумывала житьё, была у меня мысль податься в педагоги. Моральная сторона вопроса меня в ту пору не беспокоила совсем, в своей способности поддерживать классную дисциплину на протяжение сорока пяти минут я если и сомневалась, то не сильно, а о том, что умею складно гнать и даже по делу, и даже экспромтом, знала уже тогда. Но у меня всё не шли из головы те самые двойные листочки, которые «проверяла» наша классуха. Я помножила их на пять — ибо дорога мне была однозначно только на русский и литературу, — потом, для верности, на десять.

Я представила себе такую дилемму. Зима. Четыре пополудни. Сумерки. Сквозит. Я проверяю сочинения у себя в классе, потому что домой мне и без того тащить три с половиной кило тетрадей, и, ещё не открыв очередную работу, твёрдо знаю, что Сидоров написал на два, а Алёхина — на три с плюсом. Я это знаю. Я знаю так же, что, в отличие от тупой пизды, моей собственной классной, я действительно держу под контролем внутренние процессы моих детей, даже если они тупые мудаки, и когда чьё-то состояние изменится, мимо моего глаза это не пробежит. И сделать правильные выводы, и принять правильное решение я тоже сумею. И мне ничего не будет, если я, доверившись своему знанию, за пятнадцать минут «проверю» сочинения двух классов — ни со стороны начальства не будет, ни со стороны учеников, которые равнодушию учителей по большей части только рады.

И вот, я беру очередную тетрадь, открываю её, проверяю работу, исправляю ошибки, пишу заключение — а сама знаю всё, о чём сказала выше.

Беру тетрадь, исправляю ошибки, пишу заключение — и знаю.

Беру тетрадь, исправляю ошибки, пишу заключение — и знаю.

И тогда я поняла главное: говно не в тяжёлой работе. Говно в том, что если я поддамся искушению хоть раз, я стану блядью. А если не поддамся — буду дурой. Этот тупик поставил точку в моих слабых покушениях на роль педагога. Однако я вынесла из этой истории и кое-что ещё.

Учитель нашей средней школы в принципе может быть только блядью или дураком. Нет, бывают, наверное, счастливые исключения, но совсем не потому, что в нашей средней школе учитель может быть другим, но вопреки тому, что он не может быть никем другим, — а это уже совсем иной подход к вопросу, не имеющей отношения к общему принципу.


Читать дальше...

Про «создачу настроения» и бонусом прабыт

Сейчас наткнулась на очередной опус очередного будущего ВПЗРа. Увидела классический пример графомани, решила его разобрать — это будет полезно тем, чьё чутьё не настолько натренировано, чтобы избегать безвкусицы автоматически.

Вначале приведу схему вышеупомянутой графомани:


Внутреннее переживание героя отражается на его физиологии или обычных возможностях/способностях в контексте повседневных занятий. Наличествует бытовая обстановка в виде привычных одушевлённых или неодушевлённых объектов, которые банальным образом воздействуют на его органы чувств (чаще всего отвлекают или привлекают внимание звуки).

Например:

«Лёлик просидел над учебником минут пятнадцать, но сосредоточиться так и не смог. В ванной тихо капала из крана вода. Возился в своей клетке попугай».

Вот если после этого Лёлик не повернётся к попугаю и не спросит у того: «Ты любишь дождь?» (или хотя бы не насыплет ему зерна, объяснив это — пусть даже идиотски — тем, что если в ванной неисправен кран, значит, надо больше жрать) — это будет графомань.

Например:

«Лёлик посмотрел за окно, вздохнул и снова принялся читать: “В начале XIX века историческая обстановка…”».

Чем руководствуется автор, когда пишет всё это говно (а это говно, да)? Автор руководствуется желанием передать эмоциональное состояние Лёлика. Лёлику, допустим, муторно, тошно, у него IQ — «ну, ничего, не расстраивайся», национальность — эльф, папа — мент, а сексуальная ориентация — козёл. С таким набором, конечно, не до смеху, оттого-то Лёлику и грустно. Понятно так же, что если сюда добавить два балла по физике и проёбанный мобильник, сумма скорбей увеличится прямо пропорционально чувствительности жопы, и всё это надо как-то передать.

И вот, автор, не мудрствуя лукаво, начинает «создавать настроение». И я хочу взять табуретку и стукнуть его по башке, потому что подобным образом если что и можно создать, то только собственную дурную репутацию.

Как этого говна избежать?

Прежде всего, надо иметь в виду, что описание процесса хорошо только в двух случаях:

1. Если оно является самоцелью. Например, вы пишете книгу о суровых солдатских буднях и, в частности, рассказываете о том, как чистят ружья. Вы на чистке ружей собаку съели, вам эта тема интересна, к тому же чистку ружья можно изящно обыграть (предположим. Но даже если и нельзя, а объём произведения позволяет, тогда как процесс вам действительно хорошо знаком и к тому же интересен, то всё равно ненаказуемо). Вот, например, если Мелвилла взять, так у него весь «Моби Дик» — вообще одно сплошное описание процесса. Выкинуть процесс — останется главы четыре от силы, однако никаких претензий это не вызывает;

2. Если во время процесса происходит событие, значимое для сюжета или развития образа героя.

Всё. Если описание процесса не является самоцелью и если во время этого процесса не происходит ничего из ряда вон выходящего, вы немедленно должны задаться вопросом: зачем вам понадобилось описывать этот процесс? Кстати, возможно, сделаю для кого-то открытие: описание не обязано быть пространным, оно может состоять из одного-единственного предложения.

Итак (возвращаемся к Лёлику), на кой хрен автор вообще усадил своего героя за учебник истории и заставил слушать, как капает вода и вошкается попугай? Герой найдёт в этом учебнике облигацию космического займа? Попугай сделает нетривиально ориентированному эльфу предложение? Вода затопит соседей, и вечером Лёлик не получит по жопе, потому что папа получит по жопе сам? (Кстати, в этом случае, если повесть таки про Лёлика, а не про его папу, этот эпизод, в свою очередь, тоже должен иметь значимые последствия.)

Аналогично: зачем Лёлик читает про начало XIX века? Это как-то отразится на дальнейшем повествовании?

На самом деле, о похожей проблеме я писала в лекции, посвящённой презентации образа. Помните, там речь шла о чрезмерной детализации? Так вот, здесь те же яйца, только в профиль: автор стремится передать внутреннее состояние героя посредством описания бытового процесса. Хуёвое решение, потому что ничего нового он не напишет, зато убедительно распишется в собственном бессилии оперировать терминами состояния как такового.

Ну, и чтоб два раза не вставать, прабыт.

Быт — это очень опасная ловушка, в которую так и норовит загреметь любой литературный новичок. Он думает, что в литературе быт служит для заполнения объёма, особенно в начале произведения или его части, или главы. Авотхуй. На самом деле тривиальные вещи суть самые сложные для изображения (именно поэтому, кстати, этюды и пишутся о тривиальном). Заполнять ими объём будет только тот, кто либо очень мало пишет (по неопытности), либо не умеет (не хочет) анализировать написанное (по глупости или по принципу «и так сойдёт»).

Во-первых, бытовые сцены всегда снижают динамику, это аксиома.

Во-вторых, это всегда нагромождение штампов, от которых не уйти, как ни изгаляйся.

В-третьих, существует золотое правило: не можешь собраться с мыслями сразу — начни писать, а потом выкини первые один-три абзаца. Для большинства это правило вообще должно стать железным и незыблемым, ящитаю, потому что самое золотое правило: не пиши до тех пор, пока не отыщешь единственно верное слово, — большинство всё равно не соблюдает.


Читать дальше...

6 сентября 2009 г.

Симфония как квинтэссенция хронотопа

Без прологов и эпилогов, просто как пришло в голову.

Вот есть образ динамики, сиречь характера и темпа, в котором развивается действие. Сюда же относим сумму образов всех действующих лиц, сюда же приплюсовываем хронотоп со всей его атрибутикой. Первое, что в норме у нас должно получиться — это музыкальная тема, естественно (как квинтэссенция хронотопа, ога).

Грубо: при слове «современная Россия» возникает саундтрек из сентиментальной херни самого разного, но неизменно дешёвого разлива, начиная от какой-нибудь особо сопливой девахи и заканчивая ворьём.

Это был пример из реальности. Но мы лёгких путей не ищем, мы все творцы ниибаццо, нам окружающей действительности мало, и мы все пишем о том, чего нет — либо уже, либо ещё, либо вообще никогда. И вот, раньше или позже у всякого приличного писателя (у такого, во всяком случае, который знает, что мир не только выглядит, но и звучит) встаёт вопрос: а какова, собственно, квинтэссенция хронотопа в его персональном случае? Что за музыка, короче говоря, соответствует его миру?

Нет, не «нравится героям» и не «слушают персонажи», а именно «соответствует миру» — это две большие разницы. Современная Россия, повторяю, — это лагерно-подростковый сентиментализм, но героям этого романа данный саундтрек нравиться не обязан. Он просто входит в их жизнь неизменным фоном, вот и всё. То есть речь не о предпочтениях действующих лиц, а именно о квинтэссенции окружающего их мира.

Дело в том, что именно из неё будет вырастать музыкальная тема каждого действующего лица: и тех, кто относится к такой музыке благосклонно (собственно тема), и тех, кто на дух её не переносит (рема, соответственно).

Я чего вдруг поняла (и чего, собственно, взялась ваять эту телегу). В какую современную книгу ни ткни — обязательно отыщется музыкальная тема каждого отдельного действующего лица (что это будет за музыка — вопрос уже отдельный). А вот общей музыкальной темы — той самой квинтэссенции хронотопа — в современных книгах нет. Как результат: скрипки стремятся перескрипеть литавры, те, в свою очередь, делают всё возможное, чтобы выделиться на фоне контрабасов, которые так и норовят законтробасить духовые, которые уж как дунут, так уж дунут, и так далее. Общей симфонии не получается. Нет темы. Это чаще всего.

В лучшем случае получается недосимфония без солистов: вроде как всё и стройно и даже местами мелодично, но это лишь общий гул, в котором ни одному инструменту не удаётся раскрыть свой потенциал и тем расцветить общую картину. Нет ремы.

Вот такое наблюдение. Выводы фтопку, у нас опять лето включили.


Читать дальше...

2 сентября 2009 г.

Насчёт нововведений (прарускейезыг)

А мне, в общем, пасараю. Сейчас объясню. Люди всё равно учатся писать и говорить не в школе, а вне её: читая книги, журналы и газеты тогда и так, когда и как им хочется.

Так вот, если им читать не хочется, или если им хочется читать заведомо не подлежащее редактированию и корректуре, то и для русского языка безразлично, что там сказало или не сказало «образование мин».

Ибо литературный язык создаётся посредством передачи символа от писателя к читателю, а не посредством распространения министерствами ценных указаний средним школам. В литературном, нормативном языке первична — литература. При этом без читателя литературы не бывает, а там, где нет литературы, нет и литературной нормы, есть только разговорный язык. Не знать этого и не учитывать это может только тот, кто либо никогда не задумывался над таким феноменом, как язык, либо дурак.

Дальше. Что мы сегодня видим? Мы сегодня видим эпоху интернета, когда — осанна! — граница между разговорным и литературным языками наконец-то оказалась размыта шопесдец. В результате сегодня у нас дохрена романов, рассказов, повестей, стихотворений, поэм, песен, анекдотов и прочих широкодоступных произведений наивной литературы, каковая по своей сути наиболее приближена к устному народному творчеству, однако по форме есть элемент письменной культуры и, следовательно, в отсутствие иной литературы является основным претендентом на установление литературной нормы.

Иной литературы, кроме вот этой наивной, у нас сегодня нет или почти нет (или она есть, но молодёжь её не читает). Внимание, вопрос: есть ли у министерства штат из миллиона редакторов и корректоров, которые будут определять годность к сетевой публикации и вычитывать перед этой самой публикацией каждый постинг каждого блогера, я уж не говорю о разнообразных фанфиках и всякой «грелочной» плесени?

О какой «норме» тогда вообще разговор? Давайте лучше праосень.


Читать дальше...

Праосень?

У нас лето выключили. Вчера. Хренак тумблёром — и нет лета.

А сегодня мне сон приснился. Вообще-то, они мне иногда снятся, сны-то, да. Иногда про море: что там волны вот такие — и я в них плыву. Иногда как летаю: что отталкиваюсь от земли — и полетела. Часто как сплю и вижу сон: что уснула — и вот, сплю, а мне ещё, может, что-нибудь снится там, во сне, который во сне. Не знаю, как объяснить. Однажды я так четыре раза «вглубину» уснула. В четвёртом сне, помню, был плацкартный поезд, и я уже тоже собиралась ложиться спать, но тут вдруг совсем проснулась. Иногда ещё пралюдей снится (я такие сны почти не помню). Но это всё кагбэ обычно, и я об этом никогда не рассказываю, потому что зачем.

А вот сегодня мне приснился сон… я таких ещё не видала.

Короче, мне приснилось, что я уснула и мне приснилось, как я преподаю корнский язык. Преподаю, да. Корнский. Бля… Я даже не знала, что такой вообще когда-то был, пока в Яндекс не залезла. Arstmas, я, между прочим, не с кем-нибудь, а с вами занималась. Вы очень, очень хотели изучать корнский язык и ради такого дела даже приехали в Севастополь. Мы сначала проходили какую-то грамматику, а потом поехали в Херсонес купаться. И всю дорогу мы с вами болтали на чистейшем корнском языке, и только потом, потерявшись где-то, вы мне позвонили в мобило и уже по-русски сказали, что ещё погуляете. А я тогда легла на тёплые летние камни и стала смотреть в небо. Небо было тихое, бело-голубое и совершенно вечернее. И в этом вечернем небе были видны пятнадцать тихих, белых вечерних лун — пять троек. Они были совершенно заиндивевшие, иней лежал на них тонкими голубыми узорами.

«А в космосе-то пиздец как холодно», — подумала я и уснула…

Arstmas, если вам нужно свидетельство, подтверждающее ваше знание корнского языка, то вот сим я удостоверяю, что вы знаете корнский язык по крайней мере не хуже, чем я.

Просто на всякий случай, вдруг понадобится.


Читать дальше...