Внезпно методичка (оч. много букаф)

Я тут рыла по собственным делам интернеты и нечаянно наткнулась на гидру педагогической мысли. Методичка называется «А.С. Грин “Алые паруса”. Заседание PR-агентства». Прочтя название, я подумала, что это вполне может быть ололо и даже в чём-то о-го-го. Ну, типа современный подход к изучению литературы в школе и фсётакое, в ногу с эпохой. Меня, однако, ждало разочарование: ногу я нашла, эпоху тоже, но они лежали как-то по отдельности. Потом я почитала некоторые другие методички, пришла в окончательный ужас и решила сделать более или менее детальный разбор той, которая по Грину. Я очень надеюсь, что кому-нибудь это пригодится, потому что тот кошмар, которым, оказывается, пичкают детей в школах, — это действительно кошмар, и так жить нельзя.

По порядку.

I

Раздел «I. Эмоциональный старт» следует переименовать в «I. Высосано из пальца». Для начала, Светлана Владимировна, автор методички, явно не видела никогда в жизни ни настоящих толп, рвущихся в кинотеатры, ни действительно бурных обсуждений. Но это не главное и не в этом дело.

«…ведущие социологи обнаружили еще одну удивительную закономерность: с книжных полок библиотек и магазинов не только моментально исчезли одноименные книги, но и постоянно тиражируемые, расходятся с бешеной популярностью. Давно уже общепризнанно, что в наш век компьютеров, Интернета и электронных СМИ, книги занимают не главное место. Но здесь – нонсенс. Сюжеты кинофильмов затронули души зрителей и привели их к книге. Пусть даже таким способом, но книга возвращается к читателю» — Светлана Владимировна, после того, как вы уберёте запятую после слова «тиражируемые», я, может быть, поверю, что вы — дипломированный педагог. А может, и не поверю, потому что выражение «не только моментально исчезли одноименные книги, но и постоянно тиражируемые, расходятся с бешеной популярностью» даже при нормальной пунктуации всё равно выглядит так, словно по вашим мозгам проехал асфальтовый каток. Так же должна вам напомнить, что слово «нонсенс» в данном контексте употреблено безграмотно, потому что словарным порядком это слово означает офигительную нелепость, а не офигительную неожиданность, как вы наивно думаете. Вы в словарь-то загляните на всякий случай, там вам многое откроется. Впрочем, и это тоже, как ни странно, всего лишь между делом.

Теперь третье не самое главное. У нас, вот, сейчас дичайшее социальное расслоение. И для кого-то названия перечисленных фильмов действительно звучат как часто повторяющиеся, а кто-то их вообще ни разу не слышал. У кого-то родители запоем читают Акунина, а у кого-то вообще ничего сложнее счетов за электричество не читают… а у кого-то не читают ничего проще Фолкнера, кстати, хоть я и не думаю, что дети таких родителей учатся конкретно у автора методички. Но тем не менее. При этом «макулатурная» книга у нас сейчас как элемент повседневности отсутствует, и то, что стоит на полках в одной семье, очень сильно отличается от набора книг другой семьи. Так что здесь сразу появляется вопрос: как Светлана Владимировна будет доказывать ребёнку, который ни разу не слышал об Акунине и экранизациях его книг, что не врёт?

Но пока Светлана Владимировна размышляет над этим вопросом, я наконец-то перейду к самому главному в этом разделе и расскажу, как в действительности следует организовывать подобные вводные.

Уважаемые учителя! Не надо в подобных случаях говорить детям про «толпы рвущихся» и «удивительные закономерности», вообще не надо говорить удивительные глупости, а в особенности про нонсенсы. Тем более, что от первого до последнего слова весь «эмоциональный старт» рассматриваемой методички — эпик фейл. Наше поколение читало запоем «Трёх мушкетёров» не потому, что эту книгу пиарили, а потому, что оно безо всякого пиара насмотрелось по телевизору, как Боярский рукомашествует сам-четвёрт. Вечером смотрели, утром прогуливали школу, чтоб пересмотреть, на уроках под партами читали Дюма — всё. Вот такое впечатление на нас произвела заграничная история, экранизированная в антураже отечественного Львова. При этом никто из нас понятия не имел о том, что там «у всех на устах», за исключением герпеса. Нам по одиннадцать-двенадцать лет было, чего вы хотите от раннего пубертата, кроме первых поллюций, первых менструаций и первого дичайшего страха прилюдно опозориться, например, вычихнув нечаянно соплю? Тем не менее, спустя буквально три или четыре года эпопея с киносводничеством повторилась: на сей раз в нашем прокате шла французская «Анжелика», и вы, возможно, знаете, какие после этого очереди выстраивались к обладателям книжной серии (а уж какие толпы ломились в кинотеатры, отлично помнят те, кто эти толпы составлял). Нам было уже лет по пятнадцать, чихать аккуратно мы уже умели, и я вас уверяю, мы очень аккуратно чихали на то, что было у всех на устах. «Комсомольская правда» клеймила «Анжелику» в хвост и в гриву, родители не одобряли, учителя не одобряли, партия и правительство осуждали. Изменился от этого только характер чтения: если Дюма мы читали в открытую, то Голон приходилось обёртывать в упаковочную бумагу.

И всё это происходило не потому, что наше поколение было приучено к книге. Просто само приучение к книге начинается с визуализации образа. Чтение — процесс очень высокоуровневый, для того, чтобы читать свободно и много даже на родном языке, человек должен иметь как минимум развитые мозги, полную горсть эрудиции и хорошее воображение, позволяющее ему конкретизировать отвлечённые суждения, рождённые автором книги, или наоборот, абстрагировать конкретные коллизии. Требовать подобной работы от подростка просто так, потому что этожекнига, неумно и некультурно. Одно из первых произведений, прочитанных мною самостоятельно, была «Снежная королева» Андерсена. Надо ли уточнять, что этому чтению предшествовал просмотр соответствующего мультфильма?

Визуализация образа — это самый мощный инструмент, способный подвигнуть к чтению непривычного к такой работе человека. До эпохи тотальной кинематографии визуализировали преимущественно с помощью иллюстраций (или вы думаете, «картинки в книжках» рисовали из любви к искусству? или вы считаете, что иллюстрации в детских сборниках стихов и сказок выполняют только развлекательную роль?), а после того, как кинематограф стал банальностью, решать проблему предварительной визуализации начали посредством кинематографа. Однако и в том случае, и в другом, если человек заинтересовался визуальным образом, он не то, что читать, он и сам фантазировать начнёт, и в этом смысле сегодня всё осталось ровно так, как было тридцать лет назад или триста лет назад, только с поправкой на наличие интернета, разницу в культурных уровнях и привычку к технике визуализации. Современный человек, например, имеет в своём распоряжении огромный кинофонд и поэтому смотрит лишь малую часть того, что ежегодно производят кинокомпании всего мира.

Естественно, в таких условиях на первый план выходит задача заинтересовать человека именно конкретным фильмом. Как эта задача решается?

Когда я узнала о том, что Шон Бин будет играть одну из главных ролей в экранизации первой книги Мартина, я сразу поняла, что буду смотреть эту экранизацию, и, кстати, сразу же начала читать Мартина. Да, при этом я смотрела рекламные ролики и остальной промоушен-бред. Но смотреть фильм и читать книги меня заставили не рекламные ролики и не промоушен-бред, а один только Шон Бин.

Задача привлечения человека к конкретному фильму решается сегодня путём обнародования как можно большего количества информации, относящейся к этому фильму. Зритель, он ведь разный. Кого-то может заинтересовать актёр Бин, а кого-то писатель Мартин; кто-то фанат постановочных боёв, а кому-то интересно, много ли в фильме компьютерной графики; кто-то любит фэнтези, а кому-то по душе истории о маленьких девочках. И вот для того, чтобы заинтересовать как можно большее количество людей, оглашается всё, что может быть оглашено без ущерба для проекта. Нам называют заранее имена актёров и режиссёров, сообщают о книге, которую собираются экранизировать, показывают отдельные отснятые сцены, а также эпизоды работы на съёмочной площадке; для нас публикуют интервью, подсчитывают рубли и доллары вслух, перечисляют места съёмок и спойлерят о спецэффектах. И так далее, и так далее. Всё это делается, повторяю, для того, чтобы охватить максимально возможную аудиторию, и чем больше эта аудитория предполагается планом, тем больше и разнообразнее нам предварительно покажут.

А вот теперь мы подходим собственно к тому, для чего и было проговорено так много вполне банальных слов. Если фильм привлечёт зрителей и понравится им хоть в малой степени, никакой дополнительной рекламы для продажи экранизированной книги не понадобится от слова «совсем». Публика сама сметёт эту книгу с полок вместе со всеми допечатками и второстепенными приложениями, вплоть до технических справочников по теме… и возможно, ещё до выхода фильма на экраны.

Проблема, которую озвучил автор методички, таким образом, высосана из пальца чуть более, чем полностью, о чём я и говорила в самом начале раздела.

II

Раздел «Этапы игры».

Светлана Владимировна, как вы думаете, зачем PR-агентству на первом рабочем совещании по новому проекту рассказывать о биографии и творчестве писателя Грина, а тем более устраивать экскурсию по музею в г. Феодосия?

Зачем PR-агентству рассказывать о вышеупомянутом и устраивать подобную экскурсию на втором, третьем, а также двести двадцать седьмом этапах работы?

Вы вслушайтесь в свою постановку задачи: по «Алым парусам» снимается фильм, главная цель которого — привлечь внимание зрителя к книге. Я сейчас сознательно выношу на поля сказанное в предыдущем разделе. Пускай, действительно, главная цель нашего фильма — заинтересовать зрителя феерией Грина.

И вот, я повторяю вопрос: зачем при такой постановке задачи PR-агентству устраивать экскурсии по всему творчеству Грина, да ещё и на первом же заседании рабочей группы? У него что, времени десять лет? У него что, бюджет триллион долларов?

Усаживайтесь, дети, поудобней, я сейчас расскажу, откуда ваш учитель взял эту дичайшую лажу. Ваш учитель взял эту дичайшую лажу оттуда, что у него есть ШаблонЪ, которому он следует с юношеских лет. Ему с институтской лавки вдалбливали в башку, что знакомство детей со всяким новым произведением надо начинать с общего обзора творчества писателя, с определения жанра произведения и с прочего подобного хлама, который неинтересен и плохо понятен даже самим учителям. С этого надо начинать, потому что это должно быть начало. Вот это вашему учителю вдалбливали. И поэтому, решив порвать шаблон урока, ваш учитель изменил только форму подачи материала, но не его, материала, содержание. Таким образом, шаблон остался в целости, и учитель вляпался в него на полном ходу по самые помидоры.

Что тут можно сделать для преподавания литературы в рамках так небрежно заданных условий? А ничего. Потому что на первом рабочем совещании по проекту начальником ставится задача и распределяются исполнители. И этим исполнителям, не говоря уже о начальнике, начхать соплёй, какова этимология слова «феерия» и сколько музеев Грина существует в мире. Они взрослые люди, и сдавать зачёт по предмету «Русская литература» им не надо.

«Выступление руководителя рекламного агентства. Работа по содержанию. На поставленные вопросы ответы должны быть краткими и точными.

1. Почему после десятилетней службы на море Лонгрен сошел на берег?..» — так и хочется сказать: «Да вы охуели!» Какая разница руководителю рекламного агентства, почему Лонгрен сошёл на берег и сошёл ли вообще, и кто такой этот Лонгрен? Руководитель рекламного агентства вообще не обязан знать о Лонгрене ни полслова, его максимум обязанностей по отношению к Лонгрену — это осведомлённость, что такой в произведении есть, да и то только в том случае, если это значимо для рекламных роликов и проспектов. А вот что руководитель действительно обязан, так это сделать так, чтоб его сотрудники сделали так, чтоб народ ломанулся в книжный магазин за определённой книгой. И в рамках этой совершённо чёткой задачи ему достаточно знать только:

Их ненавидит весь город.
(«Лонгрен!»)
Их боится весь город.
(«— Спи, милая, до утра еще далеко».)
Убийца…
(«— Лонгрен! Ты ведь слышишь меня!»)
…и сумасшедшая.
(«— Это, должно быть, “Корабельная Ассоль”».
«— Эй, висельница! Красные паруса плывут!»)
В романе Александра Грина…
(«—Проникнуть в устье можно лишь с моря».)

…«КАПЕРНА».

Спрашивайте в книжных магазинах с тридцать второго ная.
(«Вот рай! Он у меня, видишь?»)

Вот это руководитель рекламного агентства должен знать.

Снимаем мы, судя по всему, высокобюджетный рекламный ролик по книге. С профессиональными актёрами, с костюмами, с декорациями, но ролик, а не фильм, потому что полноценный фильм, повторяю, самодостаточен и никогда не будет ставить своей целью рекламировать книгу, даже самую расчудесную.

И жанр книги будет определён как «роман», даже если это в действительности четверостишье. Потому что не роман, Светлана Владимировна, вы в современных условиях, на которых настаиваете, отдельной книгой не продадите. Хотя, конечно, можете попробовать тиснуть его в сборник и потом даже написать об этом в жэжэшечку.

Название книги будет не «Алые паруса», потому что всем известно, что «Алые паруса» — это жилой комплекс на северо-западе Москвы. А нам не надо неуместных ассоциаций. Публика у нас нынче неграмотная, откуда взято название комплекса, понятия не имеет. Так что «Алые паруса» отменяются. К тому же название должно будоражить, интриговать, быть чёрным, густым и центростремительным, как и положено идеалу нынешней эпохи. «Алые паруса» — это тяжеловесный девятнадцатый век, а мы идём в ногу со временем… ну, или же нефиг выделываться с рекламными кампаниями. «Каперна» — отличный выбор: симметрично, куда ни плюнь, первый и третий слоги открытые, второй закрытый, при этом в нём три звука, и ударение как раз на него; куча сонорных; имя собственное чистое, без нарицательных смыслов — полный простор воображению; фоносемантика что надо. Ай, да Грин, ай, да сукин сын!

Так. Теперь, поскольку у нас изменено название, надо усилить в книге роль местных жителей, заодно увеличив объём произведения. Более объёмное произведение можно будет продать двумя покетами вместо одного. В части текста задача — показать город шире и гаже, чем это сделал Грин. 15% бюджета на анализ стилистики Грина, ещё 30% — на литературных негров и редакторов, которые дописывают недостающее и выполняют наноподгонку авторского и чужого текстов друг к другу. А чего мелочиться-то? Если мы в рамках книжной рекламы снимаем высокобюджетный ролик, значит, в нашем распоряжении десятки миллионов долларов. Значит, мы можем позволить себе и глубокий анализ текста, и литературных негров. Чонетак? Что значит «кощунство»? Что значит «классика»? Что значит «у Грина ни одного лишнего слова»? У нас пиар-агентство или клуб любителей классической литературы? Ща мы напишем Грину столько слов, сколько надо, и продадим его так, что он в гробу от зависти перевернётся.

Собственно, ролик. Кто ответственный за визуализацию? Как выглядит Ассоль? Какого цвета волосы? Какой тип кожи?..

Стоп. Снято.

III

Дорогие, глубокоуважаемые учителя. Я хочу вам сказать кое за что спасибо, причём большинству из вас авансом: позволяя настоящей жизни кощунственно и грубо вторгаться в литературу, вы делаете как для детей, так и для литературы гораздо больше, чем преподавая собственно литературу. Именно поэтому, увидев тему, я заинтересовалась данной конкретной методичкой. Во мне теплилась надежда, что кто-то всё-таки порвал шаблон. Надежда не оправдалась, но ведь никогда не поздно, вот в чём суть. Да, на таком вашем уроке ребёнок не узнает, что такое феерия. Но что такое феерия, он всё равно забудет дня через три-четыре, после того, как нечаянно обольёт компотом подол своей девочки в присутствии её подруг. А вот о том, что слово может наполняться смыслом единственно благодаря своему звучанию, и о литературных неграх он уже не забудет никогда, даже если обольёт компотом подолы всех девочек и самих девочек, и всех учителей, и всех директоров рекламных агентств в придачу. И вот именно этим вы делаете если не для литературы, то уж точно для русского языка гораздо больше, чем все ваши заунывные бла-бла-бла про феечек и про то, откуда, куда и с какими выражениями сошёл или вошёл, или вообще даже никуда не шёл товарищ Лонгрен.

Беда же ваша (то есть по большей части даже и не ваша, а детей, которым вы преподаёте, а также русского языка и русской литературы) на сегодняшний день лишь в том, что вы эфемерны до крайности и оторваны от жизни, как домашние котики. И это в тридцать-сорок лет, когда жизнь, по идее, должна расцветать буйным цветом. Всё, что должно составлять основу ваших занятий с детьми уже как минимум лет пятьдесят, до сих пор находится в зачаточном состоянии и прорывается лишь изредка и, похоже, скорее вопреки, чем благодаря. Подавляющим большинством вы находите неприличным обсуждать со своими учениками настоящие рабочие проблемы взрослых людей и тип кожи Ассоль, потому что считаете, что литература не для этого, что нужно быть выше этого и что есть вещи поважнее этого.

А для чего тогда, по-вашему, литература? И почему тогда в ней есть упоминания и о настоящих рабочих проблемах, и о том, какая кожа была у Ассоль?

И выше чего именно нужно быть? Если выше типа кожи Ассоль, то я вам мануально сообщаю: тип кожи не имеет высоты, он имеет только структуру. А если выше рабочих проблем, то я вам так же мануально открываю военную тайну: почти ни у кого из российских школьников не отыщется богатого американского дядюшки, а значит, раньше или позже почти каждому из них придётся решать рабочие проблемы, и быть выше рабочих проблем сегодняшние дети не смогут чисто физически: живой человек = метаболизм + деньги.

И какие именно вещи могут быть важнее упомянутых рабочих проблем? Что, например, может быть важнее тела Ассоль на момент встречи с Греем?

Если уж вы берётесь играть с детьми во взрослые игры (что само по себе похвально, вообще-то), так доигрывайте до конца и будьте честными. Взрослым неинтересно, сколько шёлка пошло на паруса «Секрета» и как отнёсся Лонгрен к предсказанию. Взрослым может быть интересно, как технически снимали «Секрет», в том числе под алыми парусами, но это будет интерес к фильму, а не к книге. В том, что касается «Алых парусов» как литературного произведения, взрослым интересно только одно — в какой позе спала Ассоль, когда её увидел Грей. Всё.

Почему? Потому что от того, что именно заинтересовало Грея в Ассоли, зависит и глубина, и широта, и долгота, и объём, и цвет, и масса его, Грея, характера. От этого зависит он сам вместе со всем своим «Секретом». Всё, что этому предшествовало: все эти распятия, кухарки, телята, которых он возил в своём корыте, кораблики, намалёванные на холстах и прочие «отделки щенка под капитана» — это внешность и авторский рассказ. Ребёнок может пожалеть Христа и замазать гвозди на распятии, а через двадцать лет недрогнувшей рукой зарезать товарища. Он может попытаться обжечься маслом из солидарности с кухаркой, а впоследствии замечательно применить полученный опыт для того, чтобы вылить чан раскалённого масла на голову тёще. Он может перевозить одних только телят и декларировать свободу, но при этом быть деспотом в кругу близких. Он может фанатеть от изобразительного искусства, но когда он встретится на узкой дороге с художником, никакое искусство не помешает ему отшвырнуть художника в грязь. Он, наконец, может преодолевать трудности на своём пути к цели только ради того, чтобы похвастаться этим перед внуками через сорок лет.

До тех пор, пока мы смотрим на героя глазами автора, мы не можем сказать о герое ничего определённого. Точка зрения автора — это не более, чем точка зрения автора. Кому, как не вам, учителям литературы, знать об этом?

И только когда мы начинаем смотреть глазами героя на другого человека, вот тогда мы уже можем сказать: да, вот на это герой способен, а на это — нет.

Именно поэтому для взрослого человека так важен вопрос: что Грей увидел, когда смотрел на спящую Ассоль? Не какие чувства он при этом испытывал, не путайте. Это уже авторская проекция, «детский» план чтения текста. Для взрослых — что именно глазами, на вещественном уровне Грей увидел?

Не далее как в пяти шагах, свернувшись, подобрав одну ножку и вытянув другую, лежала головой на уютно подвернутых руках утомившаяся Ассоль. Ее волосы сдвинулись в беспорядке; у шеи расстегнулась пуговица, открыв белую ямку; раскинувшаяся юбка обнажала колени; ресницы спали на щеке, в тени нежного, выпуклого виска, полузакрытого темной прядью; мизинец правой руки, бывшей под головой, пригибался к затылку…

…Все спало на девушке: спали темные волосы, спало платье и складки платья; даже трава поблизости ее тела, казалось, задремала в силу сочувствия…

…он снял с пальца старинное дорогое кольцо… Он бережно опустил кольцо на малый мизинец, белевший из-под затылка. Мизинец нетерпеливо двинулся и поник. Взглянув еще раз на это отдыхающее лицо, Грэй повернулся и увидел в кустах высоко поднятые брови матроса.

Он увидел: покой и безмятежность посреди хаоса; тело, окружённое суетой одежды и равнодушное к этой суете; нежную гармонию под грубым беспорядком.

Это всё не об Ассоль, это о Грее, вы не забыли? О Грее, который, как выяснилось, возжелал фундаментальной стабильности в пространстве бушующей вселенной. Стабильность эта возбудила его настолько, что он сначала обручился и только после этого побежал спрашивать, как зовут невесту. Он собственник, Грей-то, ещё какой. Он эгоист до мозга костей. Он «загвоздистый» капитан, в чьё молчание «нельзя вставлять ни слова» (кстати, а что случится, если вставить? Кто-нибудь задумывался над этим?). Но при всех своих недостатках он никогда не выльет на голову тёще чан с раскалённым маслом — не потому, что у него никогда не будет тёщи, а потому, что он хочет мира.

Так какого цвета были волосы Ассоль?

И какого типа кожа?

Что снимаем, гражданин учитель?

Не пытайтесь делать вид, что в романтичных «Алых парусах» нет секса. Здесь — безотносительно имён, племён и времён — мужчина видит и вожделеет женщину. И если вы действительно играете с детьми во взрослую игру «PR-агентство», ваши дети должны придумать, как заставить читать «Алые паруса» мужчин и женщин. Мужчин и женщин, повторяю, а не читателей. Нет такого пола у человечества, «читатель».

Если вы хотя бы попробуете поставить вопрос перед детьми именно таким образом, то, возможно, удивитесь, сколь живым, серьёзным и, что самое главное, умным окажется их отклик.

Да, да, я понимаю, у вас в голове инструкция и страшная педофилия, и как бы чего не вышло. Но у человечества действительно нет такого пола, «читатель», а что до педофилов… Включите голову и подумайте ею, куда пойдёт настоящий педофил, зная о том, что гонения на педофилов охватили всю государственную школу, но не затронули ни одного, например, церковного прихода и ни один полицейский участок?

Попросите свой класс организовать нормальную рекламную кампанию, пусть даже и в пределах одного урока, но с учётом целевой аудитории. Заодно объясните им, что такое целевая аудитория, это займёт пятнадцать секунд. После того, как дети сами полезут в текст, ища там образы и размышляя над тем, как привести эти образы в соответствие со стандартами и эталонами, возбуждающими их пап и мам, вам останется только отвечать на многочисленные недетские вопросы, и вы, возможно, наконец-то почувствуете себя:

а) человеком;
б) белым человеком;
в) авторитетным белым человеком;
г) авторитетным белым человеком, занятым важным делом, с которым может справиться в данный конкретный момент только он один;
д) нормальным человеком с правильной самооценкой.

IV

Дальше… дальше, в принципе, говорить уже не о чем, основное сказано. Есть только одно, на чём я бы хотела остановиться буквально на минуточку.

«Выступление музыкального редактора. / Можно использовать песню “Алые паруса” /» — нет, нельзя. Потому что эта песня тупая, лживая и подлая. Объясняю на пальцах:

1. Мотивчик аховый, рифма отвратительная, чего стоят одни только «чудеса» с «парусами» — не стыдно ли учителю литературы предлагать такое детям?

2. Ладно б, ещё оригинал Ланцберга, он, по крайней мере, просто заунывно излагает в общих чертах сюжет «Алых парусов». Но вы же, судя по первой строчке, приводимой ниже, предлагаете расхожую переделку, которую состряпали на основе текста Ланцберга малолетние двоечники, бесившиеся с жиру в пионерском лагере.

Грин сочинил сказку. Он потому и назвал свою повесть феерией, что она не о жизни, а о сказке. Он не мог назвать её сказкой прямо по формальному признаку — отсутствию волшебной реальности. Но правдивость художника не позволила ему, тем не менее, врать и говорить, что раз волшебная реальность отсутствует, значит, повесть получилась о жизни. Волшебная реальность, может, и отсутствует, зато присутствуют волшебные образы и волшебные отношения. И именно поэтому произведение называется феерией — волшебным сном, грёзой, миражом. «Феерия» в данном случае — это мечта, возможно, о далёком будущем, а возможно, и вовсе о несбыточном.

Что делают с этой феерией малолетние двоечники, изнывающие от сытости в пионерском лагере? Малолетние двоечники настаивают на том, что сказочную волшебную реальность надо трактовать в буквальном смысле. Я стесняюсь спросить, не следует ли трактовать в буквальном смысле так же и былины, например, о Садко? Или, там, «Сказку о потерянном времени» Шварца? Или вот ещё «Репка» — тоже сказка. Как насчёт новаторской идеи привлечения мелких домашних животных и грызунов к решению аграрной проблемы?

Но двоечники сами по себе — это полбеды. Они на то и двоечники, чтоб мало думать и много изнывать. Беда в том, что вы, дипломированный учитель, подлизываетесь к этим двоечникам и умильно лыбитесь на них, не обращая внимания на их грубейшие ошибки, совершённые, между прочим, в рамках вашего же собственного предмета. Кто после этого вы сами? И кто выдал вам ваш великолепный диплом, позволяющий писать методические рекомендации для других педагогов?

Пока вы ищете диплом, чтобы убедиться в его существовании, я внезапно продолжу о растлении малолетних. Настоящее растление малолетних, шопвызнали, — это лакейский, заискивающий переход на их уровень восприятия. Четырнадцатилетней соплюшке, у которой самая сложная проблема — выцыганить у предков бабла под каникулы, позволительно и простительно завывать о чудесах, в которые надо верить. А вот тридцати-сорокалетнему человеку, которому, по идее, должно быть известно о существовании настоящих трагедий, от которых не спасает никакая вера, — непростительно ни в коем случае. Вы отлично знаете, что чудес не бывает, вы узнали об этом уже очень давно, ещё когда вас впервые предал друг и обманула любимая. Вы закрепляли этот урок из года в год на могилах своих близких. В вас вколачивали эту аксиому начальники, врачи, районо, чиновники, соседи и даже собственные дети, не говоря уже о дорожных патрульных. Мир жесток, и это не пустая риторика. Он сказочно прекрасен, но он же и сказочно жесток. И поэтому врать детям о необходимости веры в чудеса с вашей стороны — вот это и есть самое настоящее растление малолетних, не имеющее ничего общего с той сказочной педофилией, которой вас пугают.

3. Очень легко и просто петь подобную ахинею у пионерского костра со здоровыми пупсами из нормальных семей. Отойдите от костра. Найдите подростка с ДЦП и, умильно лыбясь ему, сообщите о чудесах, в которые он должен верить. Ни в коем случае не забудьте про любимую из последнего куплета — эта маленькая пикантная подробность добавит вашему умилению по меньшей мере полкило.

Вот, собственно, и всё. Дзынь-дзынь, урок окончен, всем спасибо, все свободны.

ЗЫ. Предыдущий постинг по-прежнему считать действительным, я тут буду редко и только по случаю.