«В Германии они сначала пришли за коммунистами, но я не сказал ничего, потому что не был коммунистом. Потом они пришли за евреями, но я промолчал, так как не был евреем... Потом они пришли за членами профсоюза, но я не был членом профсоюза и не сказал ничего. Потом пришли за католиками, но я, будучи протестантом, не сказал ничего. А когда они пришли за мной — за меня уже некому было заступиться».

Мартин Нимёллер. «Когда они пришли…»

19 июня 2013 г.

«Интернационалом» навеяло

Аминь, однако…

По теме:

1. Памятники сносить нельзя. Никакие вообще. Не хочешь, чтобы на твоей территории стоял памятник — не разрешай ставить, но коль скоро памятник уже установлен, остаётся только терпеть его. Почему? Потому что мнения преходящи, а история объективна и вечна. Факты вообще нельзя уничтожать, а тем более подделывать. Так что памятник в проекте — это просто личное мнение, а вот памятник в бетоне, стекле или металле — это уже материальное воплощение, то есть исторический факт;

2. Мне нравится Франсиско Франко как личность. Извините, если вас это ни капли не оскорбляет. Да, это моё личное отношение, которое я просто обозначаю, но отнюдь никому не навязываю;

3. Я считаю, что монархизм в XX, а тем более в XXI веке — это дичь и ужас. Монархизм — это вообще дичь и ужас, а в наше время особенно. Я скорблю о том, что Франко был монархистом. Я понимаю, что у него были некоторые формальные основания представлять Испанию монархией, но не считаю эти основания сколько-нибудь серьёзными и тем более достаточными. Если король эмигрирует, оставляя страну на произвол судьбы и прекращая участие в управлении ею (не важно, как он это обосновывает, хоть спасением нации), но при этом не отрекается от престола формально, значит, он просто-напросто оказывается недееспособен. И если соблюдать формальности, то он подлежит низложению как недееспособное лицо. Очень жаль, что Франко не понял этого;

4. Очень жаль, что ТС не понимает другого: сложись революция иначе, Франко служил бы ей такой же верой и правдой, какой от отчаяния стал служить фиктивному монарху;

5. Я нормально отношусь к диктатурам, они меня не пугают. И я всегда удивляюсь левым (особенно социалистам и коммунистам), которых пугают диктатуры. Можно подумать, в СССР (как минимум на раннем его этапе) не была провозглашена диктатура пролетариата. И можно подумать, что вообще революционеры, приходящие к власти, не являются диктаторами де-факто хотя бы на очень коротком отрезке своего правления. Поэтому когда я вижу, как человек левых убеждений награждает другого человека эпитетом «диктатор», желая обозначить своё негативное к нему отношение, у меня возникает мысль: либо это не левый, либо он просто не понимает, что означают те слова, которые он пишет;

6. ТС говорит об анархистах как о причине поражения испанской революции, но «забывает» упомянуть один факт: испанское революционное движение не имело общего внятного центра. Был Народный Фронт без чёткого ядра, и кто туда только ни входил, от коммунистов до баскских националистов. Естественно, что раньше или позже это должно было привести к обострению противоречий, к нему в результате и привело. Удивляться ли после этого, что даже при участии самой заинтересованной в испанской революции страны — СССР у испанских левых ничего не получилось? А разгадка одна: нельзя выступать против, не выступая одновременно за. Вот русские большевики это отлично понимали, и поэтому у них была хорошо проработанная программа, развитая партийная структура, понимание революционного процесса и в особенности революционного момента и, как следствие, широкая поддержка народных масс. Массы шли не просто против капитализма, они шли за социализм. При этом русские коммунисты всегда были готовы действовать единым фронтом против всех, кто встанет у них на пути — и против ультра-правых, и против неуверенных левых. Что было в Испании? N тысяч этих, M тысяч тех, Z тысяч ещё каких-то, и на чём эта дружба народов держится? Правильно, она держится на антагонизме с правыми, больше ни на чём. Вы скажете, что все эти люди выступали за республику. «За какую республику?» — спрошу в свою очередь я. Не бывает сферической республики в вакууме, всякая республика обладает своими отличительными чертами. Это монархия может быть только либо абсолютной, либо в том или ином виде ограниченной, а вариантов республик можно придумать миллион. И как только по основному вопросу все пришли к согласию, начинаются уже разногласия. Естественно, что сепаратисты — баскские и каталонские (а это не такая уж малая доля участников процесса, как может показаться, если смотреть поверхностно) — в конце концов вступили в прямое противоречие с коммунистами, высказывавшимися против автономий. Они сочли коммунистов фактическими сторонниками франкистов по основному для них, сепаратистов, и самому болезненному пункту. Не начать ли клеймить анархистов вот с этого? Что у нас получается дальше? Дальше, что тоже вполне естественно, начинается центробежная реакция, и вот уже никакого Народного Фронта нет в помине. Это новость? Этой новости сто лет в обед. Все те годы, что шла война, разногласия между отдельными политическими партиями, составлявшими Народный Фронт, не прекращались ни на день. И искать виноватых здесь — последнее дело. Страна просто оказалась не готова к революции. Объективно не готова — вот буквально по Ленину. Никто не виноват. И если вы сомневаетесь в этом, но вам вдруг недосуг разбираться в вопросе глубоко, просто спросите себя, отчего те же самые анархисты, анархо-синдикалисты и прочая лево-радикальная братия не помешала коммунистам выиграть аналогичную войну в России, причём в условиях, на первый взгляд, куда как менее благоприятных для революционного движения, чем в Испании? У нас не было ни интернациональных бригад, ни двух десятилетий для осмысления опыта чужой революции, ни противоречий между Германией и Францией. Против наших революционеров был весь мир — и они победили (анархистов вообще разжевали по ходу дела, не заметив), а испанская революция, которой оказывали поддержку три государства, не считая Коминтерна, потерпела, видите ли, поражение из-за анархистов, внезапно (!) оказавшихся у власти. Кто же пустил туда, ко власти, этих анархистов, если не раскол внутри самого революционного движения и не отсутствие у этого движения сплочённого, политически матёрого ядра? И сколь же мало надо в действительности уважать испанских революционеров, чтобы сводить причины их поражения к одним лишь анархистам.

7. Почему меня всё это волнует? Потому что я не люблю профанацию. Если ты печёшься о том, чтобы «юные бунтари» знали правду, не следует подсовывать им очередную сказку. Сообщение о том, что в испанском революционном движении не было единства, ничуть не унизительно ни для испанских революционеров, ни тем более для нас. Это сообщение не обесценит ни годы кровопролитной войны, ни культурное наследие той эпохи, ни память о сотнях тысяч погибших. Это просто констатация, из которой думающий человек сможет сделать выводы. А вот попытку скрыть истинное положение вещей и представить дело в более «героическом» для испанских революционеров ракурсе я лично расцениваю примерно так же, как и попытку разрушить уже воздвигнутый памятник, — никакой, по сути, разницы, за исключением риторики.

Комментариев нет:

Отправить комментарий