Гоню

Я тут сначала хотела грязно, долго и заковыристо ругаться, но чота атмосферное давление очень низкое, не выходит долго и заковыристо, а тупо и нетворчески неохота.

Потом я села читать про Сертория, но чота отвлеклась на школу. Что характерно, о чём читала — уже забыла. Надо было сразу записывать, но я в следующий раз умнее сделаю: я интернет отключу.

Потом мой взгляд на что-то упал, и я его потеряла. Без взгляда плохо, надо искать, но как его искать без него, ума не приложу. На ощупь, разве. Творческая, в сущности, задачка, но во время шторма лень-лень-лень и очень хочется спать с утра до ночи. Встала в полвторого, к пяти вечера уже носом клевала, сейчас вообще глазки в кучку.

В шторм спать — самое милое дело. Рифишь все паруса — и в люлю. Морская болезнь, правда, частенько догоняет: у кого тошнота, у кого голова раскалывается, у кого изжога, у кого уши закладывает — у всех по-разному, на самом деле. То, что в фильмах показывают, о том, как во время шторма все строем рыб кормят, — это туфта. Художественное обобщение, скажем так. Зато все, как один, ходят с синяками и шишками на головах (и на коленках тоже, только коленок никто не видит).

Бумс!

— Это бимс, детка.

Добро пожаловать на борт.

Никогда не забуду, как я эти бимсы циклевала в своё время. То, что приходилось сворачиваться буквой «Г» — это всё фигня. Главное было потом морду отмыть. (Мне, вообще-то, была ещё лепота: у меня очки. Кто без очков циклевал, тем приходилось специально напоминать себе о высоких традициях петербургской интеллигенции, которые не позволяют сообщить миру о ёбаной матери просто так, по трезвяку. Справедливости ради, я, живя в Петербурге отчасти следовала этим традициям, поэтому тоже не сообщала. Но у меня были очки, и мне было проще.)

Кстати, надо уже, в конце концов, купить новые очки, потому что проволока вместо гвоздика — это, конечно, очень интеллигентно, но «хамелеоны» нужны уже до зарезу.

Кошка потеряла всякий стыд, совесть, ум и честь, и до кучи остатки уважения к хозяевам. Если раньше на неё можно было коротко гавкнуть — и она уносила свою злоебучую мышку подальше от хозяйских тапок, то теперь она только смотрит на хозяев с прищуром и продолжает запихивать эту сраную мышку в тапок.

Ещё в неё проснулся исследовательский инстинкт. Уже примерно полгода (общение с нами облагораживает быстро и навсегда). Наливаешь ей воды в миску, и — бдыщ! — она тут же делает по миске лапой. Немедленно две трети этой воды оказываются на полу, а Кошка сидит рядом с лужей и медитативно в неё фтыкает. И отвлечь её от такой медитации не может даже внезапно открывшаяся куда-нибудь дверь. Так-то она ломится в любую внезапно открывшуюся дверь, но если уж села фтыкать в лужу — всё, ходить можно туда-сюда совершенно невозбранно. В моменты, когда лужа медленно растекается по полу, Кошку не интересует даже кухня. Вы чо, какая кухня, при чём тут кухня? Лужа! По ней можно тыц — и она течёт. И ведь, сука, никогда не угадаешь, куда потечёт, если по ней тыц.

Я почти уже уверена, что где-то под диваном Кошка хранит секретные записи о наблюдениях над лужами. Во всяком случае, никакой другой причины разливать воду столь методично и регулярно у разумного существа быть не может, а в том, что наша Кошка разумна, я почти уверена. Вы бы тоже были уверены, если бы увидели, как она понимает человеческую речь, причём всю. Ей говоришь: «Погодь», — и она отваливает и ждёт, пока я не поправлю плед. Потом ей говоришь: «Дуй сюда», — и тычешь в то место, куда она должна дунуть. Дует без колебаний.

Но это, собственно, не то, что может удивлять. От чего я неизменно охуеваю, так это от её твёрдой убеждённости в человеческом великодушии. Я так и не поняла до сих пор, то ли она реально считает человека венцом природы, не способным на зло, то ли издевается. В любом случае обидеть конкретно её невозможно, просто потому что на такую философию не поднимется рука. Когда я отгоняю её от очередной тарелки или даже просто не пускаю на руки, потому что руки заняты, я, натурально, чувствую себя последней скотиной, достойной линчевания. Постоянно даюсь диву, как я ещё не убила себя апстену.

Она не обижается, что характерно. Она только кротко и горестно смотрит прямо в глаза и сворачивается сиротливым клубком у ног… или непосредственно на ногах — и тогда только попробуй пошевелить затёкшей конечностью. Нет, что вы, она не укусит. Она посмотрит. После этого смело пиши на лбу водостойким красным маркером: «Я — говно», хуже всё равно не будет.

Пойду про Сертория курить.