Про ту самую дату

В комментах у Вольфа Кицеса какой-то тролль заметил, что «никто из сожалеющих об СССР не объяснил, что потерял он лично». Мне с троллем общаться неинтересно, поэтому объясню кому-нибудь ещё (а то мало ли, может, кто-то ещё тоже не понимает). Перечислю отнюдь не всё, а лишь самую малость — только то, что лежит на поверхности и проистекает одно из другого логично и неукоснительно.

Итак, я лично потеряла:

1. Родину. Я всегда считала своей родиной СССР, и считать ею какую-нибудь Россию, там, или Москву, или хоть деревню, из которой, собственно, все мои корни, у меня просто не получается. То есть всё это перечисленное можно, разумеется, назвать малой родиной. Но настоящей родиной ничто из перечисленного никогда не станет, потому что моё сознание формировал СССР, а не Россия, не Москва и уж тем более не деревня. В рамки России, Москвы и тем более деревни я не впихиваюсь ни в каком качестве: эти рамки слишком мелки и слишком местечковы. Моя родина — Союз Советских Социалистических Республик, в названии которого важно и значимо каждое слово.

Почему это важно и значимо? Потому что в СССР была создана уникальная система ценностей, основанная на том, что потенциал должен быть востребован, наилучшим образом применён и наилучшим из возможных образов поощрён.

Пожалуйста, не путайте две очень разные вещи — систему как идею и воплощение системы как практическую реализацию. Практическая реализация была несовершенна, а подчас и вообще крива, как бумеранг. Но были чётко сформулированные, осмысленные принципы, от которых можно было отталкиваться в развитии системы. Вот это важно. И именно поэтому родина для меня значит очень много: она была носителем идеи, которую я хочу видеть осуществлённой на практике.

Соответственно, как только у меня не стало родины, я немедленно потеряла и носителя той системы ценностей, для которой потенция имела значение. Как следствие, я потеряла

2. Возможность самореализации. Я, со всем своим умом, красноречием и способностью доходчиво и просто объяснить сложное, оказалась не нужна тому, что осталось от СССР. Сегодня всё то, чем я располагаю, не стоит и ломаного гроша.

Более того, даже элементарная стилистическая опрятность сегодня ничего не стоит. Редактору платят нищенскую зарплату в буквальном смысле слова, и работать за эту зарплату добросовестно будет только тот, кто оказался в безвыходном положении или же просто не уважает свой труд. Журналисту… впрочем, не надо о грустном. Журналисту сегодня платят за молчание и ложь, и этого достаточного для того, чтобы вообще не заикаться о журналистике.

То есть вместе с возможностью самореализации я потеряла

3. Позитивное отношение общества к перфекционизму. В СССР знак качества был предметом гордости и источником вечных плюшек (так что на последнем этапе его вымогали всеми правдами и неправдами, лишь бы был). Сейчас мало того, что про этот знак забыли, сейчас и само стремление к высокому качеству подвергается остракизму. Желать высокого качества означает сегодня снобизм. Желать изготавливать продукт высокого качества означает негибкость, непрактичность и неумение приспособиться под обстоятельства.

И я, человек, который с детства если что-то делал, то делал очень хорошо и на совесть, вместе с потерей СССР потеряла основной стимул работы. Меня сейчас никто не похвалит за то, что я очень хорошо что-то там отредачила или написала. И премию за высокое качество работы тоже никто не выпишет, а если и выпишет, то только в виде люлей за просроченный дедлайн.

И из этого прямо вытекает моя четвёртая личная потеря, а именно

4. Положительная самооценка. Сегодня для того, чтобы уважать себя и относиться к себе как к годному, достойному человеку, мне приходится прилагать максимум усилий. Например, вот, вести блог, который, вообще говоря, давно уже мне ни за фигом не нужен. Как таковой. Но когда появляется соцзаказ, я с радостью за этот соцзаказ хватаюсь и что-нибудь пишу, и мне становится чуточку легче.

Я не могу и не люблю делать что-то для себя. Мне это неинтересно, скучно, напряжно, меня ломает, у меня глаза и жопа болеть начинают, когда я для себя что-то делаю. Я не вижу никакого смысла делать что-то для себя, потому что я прекрасно (парадокс, да?) приспосабливаюсь к любым абсолютно условиям, и когда, например, нечего жрать, могу просто не жрать. А чтоб с голоду не подохнуть, выйду, вон, на набережную, слабаю что-нибудь под гитару — за два часа столько насыплют, что ещё и на запить останется.

Сознательно и добросовестно я могу что-то делать (а тем более кропотливо и вдумчиво работать) только для кого-то другого. Кто-то извне должен осознать дефицит в том месте, которое я способна заполнить, и обратиться ко мне с соответствующим запросом. В идеале после того, как я выполню свою работу, заказчик должен просветлиться мозгом, замереть в глубоком восхищении, рассыпаться в премиях благодарностях и немедленно родить шедевр. Но чёрт бы с ним, с идеалом. То, что осталось от СССР, не способно даже на такую малость, как осознание дефицита и выражение элементарной признательности за хорошо сделанную работу. Писатели думают, что они поголовно гении, издатели — что читатель и этих «гениев» схавает, читатель (внезапно) хавает и (не менее внезапно) даже не понимает, что хавает говно.

Я, соответственно, со своим перфекционизмом (и уж тем более с жёсткой зависимостью от чужих оценок), пролетаю, как фанера над Парижем, и ловлю затылком огрызки. Не знаю, можно ли таким образом укрепиться духом и закалиться волей, но потерять остатки уважения к себе можно с лёгкостью чрезвычайной.

То есть моя пятая личная потеря — это

5. Ресурсы, в том числе здоровье. У меня хронически ни на что не хватает ресурсов, потому что все они тратятся на поддержание хотя бы нейтральной самооценки (о положительной речи не идёт уже давно). Резерва нет, он выработан досуха, я часто болею и не лезу в петлю только потому, что в моей жизни присутствует любимый мужчина, которому я действительно нужна и который без меня действительно будет ощущать пустоту. Больше мне, в принципе, жить незачем.

«Довольно ль вам этого?»

А ведь это, повторяю, только малая часть и только то, что составляет единую цепь причин и следствий. Разрозненные потери: осколки, обрывки и прочие клочки — я даже не рассматриваю, они — мелочи на фоне большого прочего.

Ужас в том, что в этой единой цепи причин и следствий я не уникальна, миллионы нас — добросовестных, хорошо образованных и специально обученных, умных, знающих объективную цену себе и своему труду людей. Я несильно промахнусь, если скажу, что всё то же самое потеряла как минимум четверть рождённых в СССР.

Именно поэтому я назвала человека, оставившего комментарий к постингу Вольфа Кицеса, троллем. Всё, что я перечислила здесь, лежит на поверхности, не видеть этого невозможно. Изложенные мною пять пунктов всего-навсего очень плохо поддаются внятному описанию, что и служит лазейкой для троллей и тому подобных демагогов.