Ну и неделька...

Несмотря на то, что я не люблю высказываться по поводу чьей-либо смерти, я напишу об этом. Мёртвых не вернуть, но я хочу, чтобы жили живые, о них в основном и буду говорить.

Все вы уже, наверное, знаете, что умер Майкл Джексон. Сейчас (и долго ещё) будет очень много разговоров о том, отчего он умер, и одни будут говорить: «Его убили врачи», другие: «Его убили пластические операции», третьи: «Его убили наркотики», и этот список будет постоянно дополняться, разветвляться, дробиться на подсписки и списки списков подсписков, и закончится всё это в лучшем случае тогда, когда на земле не останется ни одного современника Джексона. И за всеми этими списками и прочими нумерациями неизбежно потеряется главное, а именно та единственная настоящая причина, по которой Майкла Джексона не стало именно сейчас.

Это его отказ от риска в период климакса.

Я надеюсь, вы знаете, что климакс — процесс не чисто женский и что у мужчин он тоже есть, хотя и протекает иначе. А вот термин «риск» я в данном случае должна пояснить, т.к. здесь употребляю его в несколько непривычном значении. Для творческого человека зона риска — это его творчество и есть. Так что, прекрасно соглашаясь с огромным риском Джексона в бытовом понимании (все эти операции, конфликты с властями и т.п.), я говорю об отсутствии риска творческого, риска смыслового.

По ссылке очень наглядно показано, как, достигнув к сорока годам вершины славы, Джексон вступил в пору непрекращающихся проблем: проблем со здоровьем, с репутацией, с поклонниками и так далее, — но главной его проблемой с тех пор стало отсутствие принципиально новых проектов. Он перестал рисковать как певец и как артист: редко появлялся на сцене, редко записывал оригинальные песни.

И вопроса вины тут, я думаю, не должно ставиться вообще — ни вины врачебной, ни вины самого Джексона. Король поп-музыки всего-навсего естественным образом подошёл к возрастному рубежу, перед которым, как это часто среди мужчин и бывает, завис в безмолвном оцепенении.

Пожалуйста, господа мужчины, запомните: человек, привыкший творить, не должен переживать климакс вне полноценной самореализации. Под словом «полноценная» я подразумеваю здесь тот самый вышеупомянутый риск в творческой деятельности, а это значит — создание нового. Именно создание нового, а не переделку старого, даже если новое выходит кривым, а переделка старого — высококачественной. Женщины набираются этого знания в процессе всей своей зрелой жизни, а вот мужчины, у которых не бывает менструаций (не говоря уже о беременностях) и, следовательно, привычки к перепадам гормонального баланса, особенно мужчины, привыкшие к творческой деятельности, вступив в климактерический период, сталкиваются с самым страшным для них (потому что неведомым) зверем — отсутствием желания.

Ведь как творчество протекает у мужчин? Мальчик ориентирован на победу: стать лучшим в своей сфере (как, собственно, сам Джексон неоднократно и повторял), удержать пальму первенства, если она уже добыта, доказать свой потенциал. Могут быть и иные причины, сугубо индивидуальные, но главный мотив — это соперничество и сравнение потенциалов, даже если мальчик этого не осознаёт. И это движет им всю жизнь, вплоть до того момента, когда его организм говорит: «Стоп. Мне больше не нужны половые партнёры». Звучит грубо, но верно по факту, потому что ни для чего другого, кроме как для завоевания половых партнёров, меряться причиндалами не надо (умом вы можете с этим не соглашаться, но ваши инстинкты вам всё объяснят, когда придёт время).

С этого момента мужчина останавливается в растерянности: смысл жизни утрачен. А вот уже с этого момента начинается его смерть, и не важно, случится она прямщаз или годам к девяноста в маразме.

А что в это время происходит у женщин? С женщинами происходит всё то же самое, «но есть нюанс» — на протяжении всей своей жизни мы привыкаем меряться причиндалами даже в те периоды, когда они у нас не то что непригодны к измерению, а и вообще отсутствуют (сравните борьбу женщин за равноправие с мужчинами. Половое соперничество перевели на осмысленный уровень именно мы, девочки). Фактически, мы свою волю — через «не могу», «не хочу» и «организму кирдык» — начинаем тренировать лет с одиннадцати каждая. То, что получится в результате, — это уже вопрос каждой конкретной женщины, но её волевой потенциал (при условии, что она психически нормальна, в том числе не алкоголичка, не наркоманка и не клинический невротик) почти в ста процентах случаев выше, чем волевой потенциал любого отдельно взятого мужчины. В терминах наивной психологии это называется «женщины более терпеливы» (что в буквальном смысле действительности соответствует не всегда). Там, где пацан раскиснет и пойдёт убить сибя, девочка, может, и заморит окружающих нытьём, но сделает то, что надо.

И поэтому, когда мы сталкиваемся с «творческим кризисом», мы знаем: а) это гормоны (это совершенно точно гормоны, даже если кажется, что это из-за смерти любимого кенгуру или просто настроения. Кстати, «просто настроения» тоже не бывает, и мы тоже это знаем), б) это временное, хотя может вернуться (совершенно точно временное, даже если кажется, что навсегда. Я, например, внутренне всегда убеждена, что навсегда и мне каждый раз приходится самой себе проговаривать: «Это временное» как мантру), — и делаем вывод: «творческий кризис» подлежит игнору, каким бы тяжёлым он ни был. Села, гоню текст (да, вот именно так). На первых порах все такие тексты по любому идут фтопку, однако в уме остаётся зародыш нового (чем больше подобных опытов, тем вернее и отчётливее формируется этот зародыш в каждом следующем случае). А зародыш нового — это уже шанс сделать нечто толковое (например, такое, что отправится фтопку не полностью, а только на девять десятых) в следующий «творческий кризис». А это, в свою очередь, тренировка к тому, чтобы, вступив в климактерический период, оказаться способной начать большой уникальный проект с нехилым потенциалом (как, кстати, многие женщины, достигнув пятидесяти, и поступают, начиная с огорода и заканчивая организацией детских приютов, не говоря уже о литературе и искусстве).

Переждать овуляционный или постовуляционный период (что сложнее — это в каждом случае индивидуально), пмс и месячные и только потом уже заняться творчеством девочка, конечно, может. Но тогда у неё останется в месяц дней приблизительно пять или шесть — негусто, верно? Так что, фактически, всю свою зрелую жизнь женщина учиться игнорировать своё гормональное состояние и тем самым подводит себя к организации продуктивной старости, которая в некоторых случаях длится даже дольше, чем зрелость. Я лично знаю женщину, пережившую климакс в тридцать два из-за работы на химическом производстве: сейчас ей шестьдесят пять, полна сил и по-прежнему очаровательна, остроумна и деятельна. А сколько таких, которых я не знаю?

У мужчин подобной тренировки нет, в большинстве случаев мужчина, сталкиваясь с чудовищем по имени Гормональный Кризис, теряется и думает, что всё, жизнь прошла. В терминах физиологии он этот кризис даже не думает определять, а списывает на фатальную утрату (вдруг, ни с того, ни с сего!) смысла жизни. После этого смерть не заставляет себя ждать. Опять-таки, примеров инфарктников-едва-за-климакс масса, и большинство — мужчины.

Выход, я думаю, есть. Во-первых, простое знание о том, что климакс не приговор, а просто флуктуации в рамках набора возможностей (которыми вы по-прежнему вольны будете распоряжаться в полном объёме, когда климакс кончится), уже должно снизить стресс. Во-вторых, накануне и во время этого самого климакса нужно постоянно рисковать — вот именно в том значении, в котором это слово употребляется выше. Поскольку у мужчин опыта по этой части на порядки меньше, чем у женщин, их результаты окажутся хуже (в среднем «по палате», естественно, т.к. могут быть и исключения), и их неизбежно закидают помидорами. Но столкновение с проблемой в привычной и хорошо освоенной области творчества — ничто по сравнению с проблемами в плохо осмысленной области нашей физиологии. В первом случае вам грозят только помидоры — а во втором вы просто умираете и лишаетесь возможности создать что-нибудь ценное, когда климакс наконец-то закончится (а он ведь закончится лет через пять-восемь). Иными словами, возраст от сорока пяти до пятидесяти пяти для мужчины должен быть чертовски продуктивен: он всё время должен находиться в процессе творческого риска.

Вот этого не произошло с Майклом Джексоном. И это то, из чего вы должны вынести урок себе на будущее (и то, чему должны научить своих сыновей, если они у вас есть). Когда вокруг всё плохо, а у вас ничего не получается, когда смысл жизни начинает ускользать, когда новое само по себе, как вы привыкли, почему-то больше не создаётся, — самое время рискнуть. Не важно, какой результат у вас получится, хороший или плохой. Важно, что вы докажете самому себе: вы в состоянии, во-первых, поддерживать творческий процесс вне контекста измерений причиндалов, а во-вторых, генерировать вдохновение самостоятельно, начиная с его полного отсутствия. Последнее станет для вас ошеломляющим открытием и, в свою очередь, будет означать начало осознания жизни на новом уровне и наполнение её новым смыслом.