«Тюдоры», значит (а вы чего думали?)

Я асилила три сезона — двадцать восемь серий в сумме по пятьдесят с гаком минут каждая. Если бы мне кто-нибудь ещё неделю назад сказал, что я такое отчебучу, я бы его на смех подняла.

Тем не менее.

Три сезона, да. Четвёртый придётся оставить на осень, потому что Лост его не переводил, а в чужой озвучке я его не восприму, а смотреть в оригинале мне надо будет долго, потому что на слух я аглицкую мову не разумею абсолютно, а раньше, чем осенью у меня времени не будет.

Пича-а-аль…

Тем не менее.

Есть большая вероятность, что это будет первый фильм, который я всё-таки асилю на аглицкой мове. Потому что снят он, друзья мои, ящитаю, гениально.

Про творчество гениев я говорить не умею вообще, от слова «совсем». Чего про него говорить-то, собственно? Посмотрел — и сразу ясно, что гений делал.

Тем не менее.

Ну, да, да, есть там моменты затянутые, моменты повторяющиеся, моменты излишние, потому что и без них можно было бы — есть это всё. Ну, и пусть будет. Оно даже в таком варианте гениально, с моментами. Без них это был бы идеал, которого, как известно, не существует по определению.

Теперь давайте смотреть по пунктам, что там конкретно гениального.

Во-первых, подбор актёров — это, по-моему, самое гениальное, что там есть. Какое счастье, что на роль Генриха VIII авторы взяли это ебанутое на всю башку чудовище! Какое счастье, что они не зациклились на внешнем сходстве актёра с ролевым портретом! Это было их самое большое озарение, потому что Рис-Майерс сделал невероятное: он на протяжении двадцати восьми часов (больше просто не смотрела, напоминаю) играл на одном дыхании. И он вложил в одну роль больше, чем иной актёр вкладывает в сотню ролей. В единственном Генрихе VIII он сыграл и молодого, полного жизни жеребца, и панически испуганного призраком старости мерина; и верного друга, и предателя; и куртуазного любовника, и грязную свинью; и надменного тирана, и милосердного благодетеля; и коварного интригана, и глуповатого сельского парня; и красавца, и урода; и одержимого татя, и нежного тятю… да, он, вообще, там всё сыграл, если на то пошло.

Во-вторых, ещё раз подбор актёров. Да, правило «короля играет свита» было выперто пинком под зад: в данном случае король выволок на себе по крайней мере половину фильма, — и всё же в кастинге не сделано ни одной промашки. Что ни роль — то в точку. И это, в свою очередь, обеспечило оставшиеся пятьдесят процентов.

Хочу отдельно остановиться на роли Генри Кэвелла, который сыграл Чарльза Брэндона, герцога Саффолка. У этого персонажа получился очень интересный жизненный путь. Он показан в начале юным добродушным идиотом, знающим только «здесь» и «сейчас». Жизнь долбанула — начал думать. Пришла любовь — повзрослел, возмужал и всех, включая меня, убедил в том, что для него существует нечто за гранью сиюминутного. Жизнь долбанула ещё раз — личность, не получившая поддержки от близких, треснула, как расколотый орех. «И покатился». В конце третьего сезона перед нами безоговорочно оформившийся подлец — мелочное и малодушное ничтожество. После короля это, пожалуй, самая интересная роль, потому что она рассказывает нам о том, какие люди могли удержаться в пресловутой свите. О том, какие люди там удержаться не могли, рассказывают все остальные, а вот Брэндон на данный момент (конец третьего сезона) единственный из оставшихся, кто был с королём с самого начала. Роль, таким образом, уникальная, а следовательно, и чрезвычайно важная. Кэвелл её исполнил блестяще — неброско, но очень точно передал все этапы развития человека и деградации придворного.

По счастью, ему к тому же подобрали изумительную партнёршу, которая с лёгкостью сыграла воплощение декларативной нравственности — этакое зеркало Томаса Мора женского полу. Её роль в падении Брэндона переоценить невозможно: это был единственный человек, которому Брэндон полностью доверял и в чьей поддержке нуждался, — редкий случай по тем временам, насколько я понимаю. Действительно, ведь любил. Фактически, от одного её слова зависело, сумеет он сохранить личность в той мясорубке, которую ему пришлось устроить, или нет: изначально она была сильнее духом и твёрже в убеждениях, чем он. Но это в двадцать первом веке вольно рассуждать, кто кого обязан был поддерживать. А пятьсот лет назад это, возможно, был далеко не столь очевидный вопрос, как нам может показаться (хотя, с другой стороны, чего в таком случае стоят все заявления человека о христианстве, если человек не способен на такую базовую для христианина вещь, как умение прощать). Как бы то ни было, слово прозвучало, и оно стало фатальным.

И опять вопрос о том, кто виноват, прозвучит неверно. Не было у людей того времени ни наших возможностей, ни нашей свободы судить. Мы можем только учиться на их опыте. И мне лично поэтому просто жаль обоих: её за то, что не возвысилась; его за то, что пал.

В-третьих, отношение к эпохе. О том, как показана судьба женщины, я уже рассказывала, сейчас расскажу о ещё одной особенности того времени — супрематии, сиречь верховенстве (только не в церковном, а в широком смысле).

Обратите внимание: всякий, кого собираются казнить (а казнят там всех подряд, поэтому, если не смотрели, а хочется, то готовьтесь: мяса будет очень много, фильм высокорейтинговый не из-за хуёв), перед смертью так или иначе публично благословляет короля и умоляет добрых граждан, собравшихся поглазеть на очередное отсечение головы, о том, чтобы они, добрые граждане, молились за его величество и были во всём ему послушны.

Ну, то есть вы понимаете, да, каков был размах эпидемии стокгольмского синдрома? Кто сказал, что психозы не заразны? На весь фильм не нашлось ни одного (sic!) человека, который прямо заявил бы у плахи, что король — тиран и суд его неправеден. Нет, что вы. Даже совершенно ни в чём не виноватая Анна Болейн (то есть она, конечно, была стервочка, как и все маленькие дурочки с большими задатками, но казнили-то её не за стервозность, а за якобы имевшую место измену, которой на самом деле не было) завещает молиться за короля.

Вот это — абсолютная монархия. Абсолютизм не в том, что король обладает всей полнотой власти. Абсолютизм в том, что такое положение вещей принимают как должное подданные. Они все — заложники. Понравился королю — возвысился чувак. Разонравился королю — молитесь за короля, дорогие братья, и слушайтесь его, как отца родного. Обвиняют же при этом кого угодно: чиновников, друзей короля, его советников, даже собственный ближний круг, даже самих себя — но только не самого тирана.

«Невиноватая я!» — вопит графиня Солсбери, и это максимум на который способны люди того времени, осуждённые на смерть.

Апофигей — самообличительный монолог Кромвеля, смотреть который я лично смогла исключительно ушами.

И это не киношное преувеличение. В фильме нет ни грамма романтизма, несмотря на любовный сироп, щедро разлитый по первому сезону. Время было такое, что вопроса о правильности абсолютной власти не возникало в принципе (а где он возникал, там его не задавали, потому что все прекрасно знали, что этого вопроса не может возникнуть, потому что не может возникнуть никогда). Европа представляла собой набор огромных концлагерей, и жертвами этих концлагерей были все поголовно.

Ренессанс, чо.

Между прочим, о Ренессансе.

Очень характерна фраза папы, мелькнувшая в фильме. Говоря о работе Микеланджело, он, в частности, утешил кардиналов: «Много мы ему не заплатим, ведь он просто художник». Роспись алтарной стены Сикстинской капеллы, так точно. «Страшный суд» — не то слово. Кстати, на том Ренессанс и закончился, вообще-то. Через четверть века, после долгой полемики художника с мракобесами, Тридентский собор осудит наготу в религиозном искусстве и постановит привести фрески Микеланджело в «пристойный» вид. Микеланджело ответит папе: «С фресок-то убрать наготу легко, а ты попробуй на весь мир исподнее накинуть». Папа выдохнул, покурил, и фрески потом ещё долго замазывали.

Контрреформация, чо. Правда, фильм не об этом. Это так, для общего колориту.

Между прочим, о колорите.

Костюмы, антураж и прочие цацки — это уже и само по себе превосходно. Денег на сериал не пожалели, вложились от души. Но. Если бы не великолепный оператор, все эти деньги вместе с цацками пошли бы псу под хвост. Поэтому следующим пунктом у нас идёт выбор оператора.

Собственно, больше ничего гениального в фильме нет. Сценарий, как я уже и говорила, можно было бы сократить как минимум на пару серий в сумме — никто бы ничего не потерял. Музыка хороша — просто хороша.

Но мне кажется, что даже и имеющегося вполне достаточно, чтобы оставить фильм в коллекции и пересмотреть его весь лет через десять или двадцать, уже не залпом, а медленно и вдумчиво. Я давно не получала такого удовольствия от кино.