1. На просторах рунета бытует вот такой подход к вопросам:
По-моему, весьма любопытный пример ненавязчивого двойного стандарта.
Сталин устроил массовые репрессии.
Французы покорились гитлеровской оккупации.
По-моему, весьма любопытный пример ненавязчивого двойного стандарта.
2 (прямо связано с п. 1). Я, кажется, поняла наконец-то, что меня больше всего отвращает от какой бы то ни было политической партии в современной России. Это двойной стандарт в вопросе о вольнодумстве: все хотят свободы слова для себя, однако на свободу слова для остальных в лучшем случае плюют с высокой башни.
Ладно, ребята, сегодня мы посадим Подрабинека за то, что он считает ветеранов преступниками, — а завтра кого мы посадим?
3 (очень, очень прямо связано с пп. 1 и 2). Меня вообще приводит в ступор двойной подход к чему бы то ни было. Например, меня начисто сшибает с ног позиция, согласно которой aka Александра Скирко не следует защищать, потому что он сомнительный тип, в прошлом уголовник, бизнесмен и вообще, играет в тюрьме в преферанс вместо того, чтобы трагически держать уныло мужественную мину. Он хулиган, а не страдалец, и поэтому защищать его неинтересно. Он бывший «малиновый пиджак» — молчал бы в тряпочку. Он осуждён по статье, которая характерна тем, что один лишь факт суда по данному обвинению уже бросает на человека пожизненную тень, независимо от приговора.
А ещё он всё время пишет об одном и том же, притом с орфографическими ошибками.
А ещё ЖЖ ничего не знает о нём лично, потому что он сидит в тюрьме, а ехать в тюрьму и узнавать о нём лично всем впадлу.
Ладно, сегодня aka Скирко останется в лагере — а завтра кто составит ему компанию?
4 (куда уж прямее). Я поверхностно (подчёркиваю это) ознакомилась с материалами юридического аттракциона под названием «Нюрнбергский процесс». Сказать, что у меня случился культурный шок, — это ничего не сказать. О том, что у меня одна лишь формулировка его Устава вызвала судороги, я уже писала, сейчас поясню: «суд над преступниками» — это нонсенс. Судят по факту события — обвиняемых. Суд устанавливает: можно ли считать событие преступлением, причастны ли обвиняемые к его совершению, было ли это преступление умышленным и т.д. Обвиняемые в случае соответствующего вердикта начинают считаться преступниками — только так.
Это всё, в общем, бросалось в глаза сразу, однако имелось обстоятельство, которое могло сделать беспрецедентную наглость союзников оправданной, — воистину неслыханные человеческие и культурные потери, которые понесли в ходе II Мировой войны почти все участники конфликта. С учётом того, что эта война была развязана Германией, дело, казалось бы, ясное, куда уж яснее. Понятно, что победителям хочется справедливого возмездия, хочется торжества правды и хочется, в конечном счёте, красивого финала. И это как раз тот самый случай, когда нет формального закона, который может обеспечить справедливость. Да, такое бывает, хоть даже и не каждые сто лет.
Но. Вот я читаю показания Рудольфа Гесса — не того Рудольфа Гесса, который был министром без портфеля и блистательно влетел в пожизненное заключение прямо на новом самолёте, а того Рудольфа Гесса, который был комендантом Освенцима (и которого, кажется, иные источники именуют Хёссом — то ли просто во избежание путаницы, то ли потому что написание этих двух Гессов различается в немецком, тут я не сильна). Привожу обширную цитату, потому что этого требует контекст:
Суммирую то, что не может вызывать разночтений:
1. Свидетель сделал устное и письменное показания;
2. Письменное показание было заранее переведено на четыре языка с тем, чтобы все участники процесса могли ознакомиться с ним (устное переводилось синхронистами в ходе допроса);
3. В обоих показаниях утверждается, что в июне 1941 года свидетелю было приказано оборудовать Освенцим всем необходимым для истребления евреев;
4. В письменном показании утверждается, что с этой целью свидетель поехал в треблинский лагерь уничтожения, перенять, так сказать, опыт;
5. Из письменного показания следует, что начальник лагеря уничтожения в Треблинке утверждал, что его лагерь функционирует как минимум в течение полугода («что он ликвидировал 80 тысяч человек в течение полугода»). Таким образом, лагерь уничтожения в Треблинке, по утверждению свидетеля, который якобы опирается на слова начальника этого лагеря, действовал по меньшей мере с января 1941 года.
Вопрос: как всё перечисленное могло случится, если лагерь уничтожения в Треблинке начал функционировать летом 1942 года?
Правильный ответ: никак.
Мог ли Гесс напутать в датах? Он утверждает, что получил приказ о подготовке Освенцима к истреблению евреев именно в 1941 году, а по «обмену опытом» поехал именно в Треблинку. Причём первый факт он упоминает в своих показаниях дважды: и в ходе устного допроса, и в порядке письменного изложения. Таким образом, первая дата едва ли следствие путаницы в мозгах. Что же касается второй, то мне лично очень тяжело представить, чтобы у занимающего пост коменданта лагеря целый год просто взял и выпал из памяти, а заодно и из жизни. Но допустим, что чудеса случаются.
Тогда у нас выйдет, что, получив летом 1941 года приказ об оборудовании Освенцима и неторопливо съездив через год в Треблинку «по обмену опытом», он услышал от начальника Треблинки душераздирающий рассказ о восьмидесяти тысячах умученных за последние полгода. Что ж, Гесс, возможно, и был в маразме. Но вот чтоб в маразме оказались одновременно и Гесс, и гостеприимный начальник Треблинки, на которого он ссылается, — это уже перебор, не находите?
Могли ли судьи, защитники и обвинители не знать о том, что лагерь уничтожения в Треблинке был основан в 1942 году? Помилуйте. В материалах Нюрнбергского процесса есть документ 3311-ПС США-293, который в нашем издании озаглавлен как «Из официального отчёта польской правительственной комиссии по расследованию немецких преступлений в Польше». Думаю, я не сильно промахнусь, если предположу, что именно на этот документ и опирался Трибунал, устанавливая дату основания интересующего нас лагеря. Там сказано: «...В марте 1942 года немцы приступили к сооружению другого лагеря «Треблинка Б», близ «Треблинка А», который должен был стать местом для истребления евреев». Даже если предположить, что всё сказанное в этом документе правда (там, к сожалению, не приводится никаких ссылок на распоряжения, приказы или иные официальные бумаги немецкого командования, так что читателю остаётся лишь принять эту выдержку из отчёта на веру), выражение «должен был стать местом для истребления евреев» со всей очевидностью может относиться только ко второму лагерю, а никак не к обоим и тем более не к первому (было бы удивительно строить специальный лагерь уничтожения в дополнение к уже существующему, если бы уже существующий и сам справлялся с задачей уничтожения). Таким образом, «по обмену опытом» Гесс мог ездить только в лагерь Б, причём не раньше лета 1942 года, и Трибунал обязан был обратить на это внимание, причём хором.
Тем не менее, никаких вопросов относительно столь фантастического расхождения в датах я в советском издании не нашла. Гесс дал показания, суд их принял, мир вздрогнул — всё.
И это всё к тому, что если в письменных свидетельских показаниях обнаруживается такая дикая лажа, и если эта письменно оформленная дикая лажа на голубом глазу проскакивает в высоком суде (постановления которого, между прочим, не могли подлежать обжалованию) как нечто само собой разумеющееся, уместно задаться следующими вопросами:
1. Сколько ещё лажи было в показаниях?
2. Откуда она взялась? Очень ведь сложно предположить, что свидетели оговаривали сами себя «по желанию благому и непринужденному», а показания Гесса счесть самооправдательными невозможно при всём желании;
3. Какими же всё-таки принципами руководствовался суд, если формальности не интересовали его, поскольку не могли обеспечить правды, а правда не интересовала сама по себе?
4. Что этот суд вообще интересовало?
Люто, бешено медитирую.
Ладно, ребята, сегодня мы посадим Подрабинека за то, что он считает ветеранов преступниками, — а завтра кого мы посадим?
3 (очень, очень прямо связано с пп. 1 и 2). Меня вообще приводит в ступор двойной подход к чему бы то ни было. Например, меня начисто сшибает с ног позиция, согласно которой aka Александра Скирко не следует защищать, потому что он сомнительный тип, в прошлом уголовник, бизнесмен и вообще, играет в тюрьме в преферанс вместо того, чтобы трагически держать уныло мужественную мину. Он хулиган, а не страдалец, и поэтому защищать его неинтересно. Он бывший «малиновый пиджак» — молчал бы в тряпочку. Он осуждён по статье, которая характерна тем, что один лишь факт суда по данному обвинению уже бросает на человека пожизненную тень, независимо от приговора.
А ещё он всё время пишет об одном и том же, притом с орфографическими ошибками.
А ещё ЖЖ ничего не знает о нём лично, потому что он сидит в тюрьме, а ехать в тюрьму и узнавать о нём лично всем впадлу.
Ладно, сегодня aka Скирко останется в лагере — а завтра кто составит ему компанию?
4 (куда уж прямее). Я поверхностно (подчёркиваю это) ознакомилась с материалами юридического аттракциона под названием «Нюрнбергский процесс». Сказать, что у меня случился культурный шок, — это ничего не сказать. О том, что у меня одна лишь формулировка его Устава вызвала судороги, я уже писала, сейчас поясню: «суд над преступниками» — это нонсенс. Судят по факту события — обвиняемых. Суд устанавливает: можно ли считать событие преступлением, причастны ли обвиняемые к его совершению, было ли это преступление умышленным и т.д. Обвиняемые в случае соответствующего вердикта начинают считаться преступниками — только так.
Это всё, в общем, бросалось в глаза сразу, однако имелось обстоятельство, которое могло сделать беспрецедентную наглость союзников оправданной, — воистину неслыханные человеческие и культурные потери, которые понесли в ходе II Мировой войны почти все участники конфликта. С учётом того, что эта война была развязана Германией, дело, казалось бы, ясное, куда уж яснее. Понятно, что победителям хочется справедливого возмездия, хочется торжества правды и хочется, в конечном счёте, красивого финала. И это как раз тот самый случай, когда нет формального закона, который может обеспечить справедливость. Да, такое бывает, хоть даже и не каждые сто лет.
Но. Вот я читаю показания Рудольфа Гесса — не того Рудольфа Гесса, который был министром без портфеля и блистательно влетел в пожизненное заключение прямо на новом самолёте, а того Рудольфа Гесса, который был комендантом Освенцима (и которого, кажется, иные источники именуют Хёссом — то ли просто во избежание путаницы, то ли потому что написание этих двух Гессов различается в немецком, тут я не сильна). Привожу обширную цитату, потому что этого требует контекст:
Кауфман: Правильно ли, что в 1941 году вы были приглашены в Берлин к Гиммлеру? Расскажите кратко содержание вашей беседы?
Гесс: Хорошо. Летом 1941 года я был приглашен лично рейхсфюре-ром СС Гиммлером в Берлин. Я не могу дословно повторить, что он мне говорил, но смысл его слов был таков: фюрер приказал окончательно разрешить еврейский вопрос. Мы, т. е. СС, должны провести этот приказ в жизнь. Если теперь, в данное время, мы не сделаем этого, то позднее еврейский народ уничтожит немецкий народ. Он сказал, что он выбрал Освенцим потому, что он расположен наиболее удобно в смысле подвоза людей по железной дороге, и потому, что на этой местности легко установить заграждения.
[...]
(Далее допрос переходит к представителю обвинения от США полковнику Эймену.)
...Эймен: Я прошу, чтобы свидетелю показали документ номер 3868-ПС, который я представляю Трибуналу в качестве документального доказательства за № США-819.
(Свидетелю передается документ.)
Вы подписали это письменное показание добровольно, свидетель?
Гесс: Да.
Зимен: И это письменное показание, данное под присягой, верно во всех отношениях?
Гесс: Да.
Эймен: Господа судьи, мы имеем это письменное показание на четырех языках.
Вы уже частично осветили нам некоторые вопросы, которые содержатся в этом письменном показании. Поэтому я опущу некоторые части этого показания. Следите, пожалуйста, за текстом, когда я буду читать.
[…]
«4) Массовое истребление путем отравления газом началось летом 1941 года и продолжалось до осени 1944 года…»
[…]
«б. Окончательное разрешение еврейского вопроса означало полное уничтожение всех евреев в Европе. В июне 1941 года мне было приказано позаботиться об оборудовании для истребления их в Освенциме. В то время в генерал-губернаторстве существовали три лагеря уничтожения: Бельзен, Треблинка и Вольцек. Эти лагери подчинялись эйнзатц-командам полиции безопасности и СД. Я поехал в лагерь Треблинка, чтобы ознакомиться с тем, как там проводилось истребление. Начальник лагеря в Треблинке сказал мне, что он ликвидировал 80 тысяч человек в течение полугода…»
Все это правда и соответствует действительности, свидетель?
Гесс: Да.
Суммирую то, что не может вызывать разночтений:
1. Свидетель сделал устное и письменное показания;
2. Письменное показание было заранее переведено на четыре языка с тем, чтобы все участники процесса могли ознакомиться с ним (устное переводилось синхронистами в ходе допроса);
3. В обоих показаниях утверждается, что в июне 1941 года свидетелю было приказано оборудовать Освенцим всем необходимым для истребления евреев;
4. В письменном показании утверждается, что с этой целью свидетель поехал в треблинский лагерь уничтожения, перенять, так сказать, опыт;
5. Из письменного показания следует, что начальник лагеря уничтожения в Треблинке утверждал, что его лагерь функционирует как минимум в течение полугода («что он ликвидировал 80 тысяч человек в течение полугода»). Таким образом, лагерь уничтожения в Треблинке, по утверждению свидетеля, который якобы опирается на слова начальника этого лагеря, действовал по меньшей мере с января 1941 года.
Вопрос: как всё перечисленное могло случится, если лагерь уничтожения в Треблинке начал функционировать летом 1942 года?
Правильный ответ: никак.
Мог ли Гесс напутать в датах? Он утверждает, что получил приказ о подготовке Освенцима к истреблению евреев именно в 1941 году, а по «обмену опытом» поехал именно в Треблинку. Причём первый факт он упоминает в своих показаниях дважды: и в ходе устного допроса, и в порядке письменного изложения. Таким образом, первая дата едва ли следствие путаницы в мозгах. Что же касается второй, то мне лично очень тяжело представить, чтобы у занимающего пост коменданта лагеря целый год просто взял и выпал из памяти, а заодно и из жизни. Но допустим, что чудеса случаются.
Тогда у нас выйдет, что, получив летом 1941 года приказ об оборудовании Освенцима и неторопливо съездив через год в Треблинку «по обмену опытом», он услышал от начальника Треблинки душераздирающий рассказ о восьмидесяти тысячах умученных за последние полгода. Что ж, Гесс, возможно, и был в маразме. Но вот чтоб в маразме оказались одновременно и Гесс, и гостеприимный начальник Треблинки, на которого он ссылается, — это уже перебор, не находите?
Могли ли судьи, защитники и обвинители не знать о том, что лагерь уничтожения в Треблинке был основан в 1942 году? Помилуйте. В материалах Нюрнбергского процесса есть документ 3311-ПС США-293, который в нашем издании озаглавлен как «Из официального отчёта польской правительственной комиссии по расследованию немецких преступлений в Польше». Думаю, я не сильно промахнусь, если предположу, что именно на этот документ и опирался Трибунал, устанавливая дату основания интересующего нас лагеря. Там сказано: «...В марте 1942 года немцы приступили к сооружению другого лагеря «Треблинка Б», близ «Треблинка А», который должен был стать местом для истребления евреев». Даже если предположить, что всё сказанное в этом документе правда (там, к сожалению, не приводится никаких ссылок на распоряжения, приказы или иные официальные бумаги немецкого командования, так что читателю остаётся лишь принять эту выдержку из отчёта на веру), выражение «должен был стать местом для истребления евреев» со всей очевидностью может относиться только ко второму лагерю, а никак не к обоим и тем более не к первому (было бы удивительно строить специальный лагерь уничтожения в дополнение к уже существующему, если бы уже существующий и сам справлялся с задачей уничтожения). Таким образом, «по обмену опытом» Гесс мог ездить только в лагерь Б, причём не раньше лета 1942 года, и Трибунал обязан был обратить на это внимание, причём хором.
Тем не менее, никаких вопросов относительно столь фантастического расхождения в датах я в советском издании не нашла. Гесс дал показания, суд их принял, мир вздрогнул — всё.
И это всё к тому, что если в письменных свидетельских показаниях обнаруживается такая дикая лажа, и если эта письменно оформленная дикая лажа на голубом глазу проскакивает в высоком суде (постановления которого, между прочим, не могли подлежать обжалованию) как нечто само собой разумеющееся, уместно задаться следующими вопросами:
1. Сколько ещё лажи было в показаниях?
2. Откуда она взялась? Очень ведь сложно предположить, что свидетели оговаривали сами себя «по желанию благому и непринужденному», а показания Гесса счесть самооправдательными невозможно при всём желании;
3. Какими же всё-таки принципами руководствовался суд, если формальности не интересовали его, поскольку не могли обеспечить правды, а правда не интересовала сама по себе?
4. Что этот суд вообще интересовало?
Люто, бешено медитирую.
6 комментариев:
Вот как бы стандартная версия:
In late 1943, during the Tripartite Dinner Meeting at the Tehran Conference, the Soviet leader, Joseph Stalin, proposed executing 50,000–100,000 German staff officers. US President Franklin D. Roosevelt, aghast, sarcastically joked that perhaps 49,000 would do. Churchill denounced the idea of "the cold blooded execution of soldiers who fought for their country." However, he also stated that war criminals must pay for their crimes and that in accordance with the Moscow Document which he himself had written, they should be tried at the places where the crimes were committed. Churchill was vigorously opposed to executions "for political purposes."
То есть: с точки зрения Сталина можно судить людей за сам факт службы режиму, который недостаточно прогрессивен. Союзники же полагали: честно следовавших своему закону судить не за что. Но отчасти уступили, решив: чего их особенно жалеть, в самом деле.
Видимо, дело вот в чем: Сталин хотел "создать прецедент", провести суд так, чтобы люди, рьяно служащие буржуазии, больше не чувствовали себя в безопасности - и знали, что всегда доска может перевернуться и их спросят, типа: "зачем ты был первым учеником, скотина?"
В какой-то степени, это удалось - поймать мгновение, когда под этими решениями были готовы расписаться представители основных сил мира. Никто не может теперь сказать, что это был просто какой-то бандитский ревтрибунал...
Не удалось войти под OpenID: dia-de-pescados.livejournal.com
2 dia-de-pescados
Дело-то, может, и в этом. И, возможно даже, в самом факте такого суда нет ничего дурного (в конце концов, нестандарт и форс-мажор были со всех сторон, так что и форс-мажорный нестандартный эпилог тут, в общем, если не железобетонно оправдан буквой закона, то по крайней мере понятен и морально приемлем его духом).
Меня лично смущают методы ведения Трибунала: если нацисты лгали против самих себя, значит, так или иначе их к этому принуждали, и в этом принуждении я усматриваю довольно вонючее дерьмо. Создаётся впечатление, что у союзников было мало годных аргументов для признания преступников преступниками. И тут есть тонкость: с одной стороны, трагедия миллионов не вызывает сомнений, однако с другой -- получается, что эта трагедия была, возможно, следствием стечения обстоятельств, а не преступного умысла в том смысле, в каком он должен определяться на основании всё того же Устава.
Моя версия: была допущена критическая ошибка в формулировках Устава, и эту ошибку выцепили только тогда, когда механизм запустился и остановить его уже не было никакой возможности. В связи с этим началась подтасовка фактов под имеющиеся в Уставе формулы.
И тут, конечно, стало уже не до справедливости и даже отчасти не до возмездия.
ingvar1990
Здравствуйте.
Некоторые частные соображения по поводу Ваших мыслей.
П.1
Никто не хочет признаваться себе в том, что он трус и дерьмо.
Вы совершенно правильно отметили, что СИСТЕМНАЯ трусость -- одна из наших главных "интернациональных" трагедий (поскольку, в той или иной степени, затрагивает всех, кто длительное время существовал в орбите Российской Империи/СССР/РФии).
П.2
Анекдот.
Два урела проходят мимо синагоги:
-- О! Жиды! Давай пойдем им морду набьем!
-- Многовоато их... А если нам набьют?..
-- А нам-то за что?..
Это хорошая иллюстрация психологии тех индивидуумов, о которых Вы упоминаете. Хронический недостаток эмпатии, неспособность поставить себы на место другого. И, как следствие, отсутствие рефлексии. Тот, кто сформулировал "умри ты сегодня, а я -- завтра" уже, тем самым, немножко поднялся над общим уровнем. Обычно -- убивают вообще не рефлексируя...
К сожалению, сколько Вы не говорите социопату, что он социопат, для него все это будет "белым шумом", так как он не способен оперировать Вашими категориями.
П.3.
См. пункт 2.
П.4.
Читаю материалы. Не знаю, хочу-ли и смогу-ли высказаться по-существу, пока не прочитаю всего... А в том, что прочитаю все -- нет никакой уверенности. (Скорее наоборот -- это чудовищный объем материалов, и душу выворачивает все это читать)
Частные соображения. В 1942 открылся лагерь "Треблинка Б", который был построен, чтобы УВЕЛИЧИТЬ мощность "Треблинки А". Нацисты сами утверждали, что "Треблинка Б" превосходила старый лагерь по эффективности примерно в 10 раз (не помню уже, где я это читал, это было лет 20-25 назад, поэтому точную ссылку дать не смогу, но тоже -- какие-то материалы Нюрнберга).
Отсюда, похоже, и цифры...
А по поводу подтасовок и нестыковок -- не забывайте: "Врет, как очевидец", к тому же -- это страшенная куча документов, и для того, чтобы прочесть все, и сверить и проверить -- это надо хороший интститут, а где его взять?..
По-справедливости, надо было бы, конечно, еще один Нюрнберг устроить -- над руководством СССР и Красной Армии -- потому, что, если ты победил феноменальную мразь, это не дает тебе права самому устраивать мерзости... И кто ответил за чудовищные служебные преступления, приведшие к полному разгрому и уничтожению практически всей ДОВОЕННОЙ Красной Армии?.. (Это -- если с чисто военной точки зрения)
К сожалению, не случилось. А теперь болезнь стала наследственной.
Как всегда -- спасибо.
2 ingvar1990
1.
1, 2, 3 — таки да. Но меня, честно говоря, очень тревожит и тот факт, что эта трусливая зараза интернациональна не только в озвученном вами смысле, но и вообще интернациональна.
4. В 1942 открылся лагерь "Треблинка Б", который был построен, чтобы УВЕЛИЧИТЬ мощность "Треблинки А".
Возможно. А почему тогда мощность «Треблинки А» увеличивали посредством строительства отдельного лагеря, а не посредством её собственного расширения? Отдельный лагерь — это отдельный штат, отдельная бюрократическая команда, отдельный документальный аппарат, отдельная железнодорожная ветка, в конце концов. Германия же меж тем ведёт войну, ресурсов у неё не сады — и у меня не находится ответа на вопрос.
Нацисты сами утверждали, что "Треблинка Б" превосходила старый лагерь по эффективности примерно в 10 раз (не помню уже, где я это читал, это было лет 20-25 назад, поэтому точную ссылку дать не смогу, но тоже -- какие-то материалы Нюрнберга).
Отсюда, похоже, и цифры...
ОК, допустим и это. Тогда у нас получается следующее. Если за полгода (то есть примерно за 180 дней) «Треблинка А» (т.н. трудовой лагерь, кстати) уничтожила 80 тыс. человек, значит, за то же время «Треблинка Б» должна была уничтожить 800 тыс. Путём очень скромной арифметики устанавливаем, что во втором лагере, таким образом, ежедневно уничтожалось примерно по 4,5 тыс. человек. Я не знаю, у кого как, а у меня сразу вместо священного ужаса возникает циничный вопрос: какие мощности всё это обеспечивали? Вы себе представляете тайную гильотину в настолько промышленных масштабах? Я — нет. Это должен действовать концерн, от которого неизбежно останутся такие вещественные доказательства, что в показаниях какого-то там коменданта, тем более чужого, вообще не возникнет необходимости. И даже вопроса о его показаниях не возникнет — как-то так. В таком случае почему Нюрнберг слушает Гесса, а не исследует треблинские документы? Почему в его Уставе сказано, что он будет принимать отчёты стран, пострадавших от оккупации, без проверки? От Нюрнберга до Треблинки, я чай, не полгода на санях. Почему вообще такой упор делается на скорейшем рассмотрении обвинений?
Тут, пожалуйста, поймите меня правильно: я не утверждаю чью бы то ни было лживость, а всего лишь сомневаюсь в чьей бы то ни было правдивости. Мне непонятно столько, что я даже не могу перечислить всё это толком и последовательно. В прямом смысле, глаза разбегаются от такого количества не стыкующихся между собой данных.
Здесь же: вопрос о том, что сами утверждали или не утверждали нацисты, — это, конечно, вопрос интересный. Но нормальный суд обязан принимать во внимание не утверждения, а доказательства утверждений. Иными словами, у нас нет иной возможности установить, в каких случаях нацисты говорили правду, а в каких лгали, кроме как путём обнаружения доказательств. От того, что в наших глазах нацисты — мразь, с точки зрения беспристрастности, увы, ничего не меняет. Всякий волен выражать своё отношение к человеку, но отношение к человеку являлось аргументом в пользу его юридического преследования только на тех стадиях нашего развития, когда и термина-то такого, «юридическое преследование», не существовало.
2 ingvar1990
2.
А по поводу подтасовок и нестыковок -- не забывайте: "Врет, как очевидец", к тому же -- это страшенная куча документов, и для того, чтобы прочесть все, и сверить и проверить -- это надо хороший интститут, а где его взять?..
Да! Трижды да! И в связи с этим возникает самый главный вопрос: как, каким образом Нюрнбергскому трибуналу удалось менее, чем за год, осилить всю эту неподъёмную кипу?! Откуда он взял этот свой институт, если половину этого института представляли собой обвинители и защитники, то есть представители сторон?!
По-справедливости, надо было бы, конечно, еще один Нюрнберг устроить -- над руководством СССР и Красной Армии
А также над США, безусловно. Причём нашим припомнить не только довоенную армию, но и агрессию в отношении Финляндии, оккупацию Прибалтики и тому подобные фокусы. Потому что это очень хреновое правосудие, когда одним можно уничтожать мирных жителей, а другим нельзя, когда одни при всём честном народе, ни от кого особо не шифруясь, безнаказанно испытывают на людях ядерное оружие, а другие несут ответственность за то, что устанавливается только косвенным порядком, да и то непонятно, устанавливается ли.
"По-справедливости, надо было бы, конечно, еще один Нюрнберг устроить -- над руководством СССР и Красной Армии"
Второго Нюрнберга не могло быть, потому что и первый не закончили. После "первого тура" союзники перессорились и каждый уже судил в своей зоне.
О чем и речь: по существу, затея мало удалась, участники еле сохранили лицо, но "культурное влияние" - офигительно. Мы - дети Нюрнберга в своей уверенности, что на всякую вертикаль власти должна найтись управа.
dia-de-pescados
Отправить комментарий