Шторм у нас

Сабж. Даже кофе попить не съездишь. Зато вчера было +18, и будет так, по слухам и по моей надежде, до конца января.

Я опоздала родиться, а он слишком поспешил. Но там, где нет ни возраста, ни лиц, — мы встретимся. Время уже ничего не изменит.

Upd. Более ранний вариант по-своему интересен, но менее выразителен, как мне кажется. Удивительные вещи порой могут делать постановщики. А вы ведь сравнивали версии моцартовского Реквиема, правда? Наверняка же сравнивали: Вальтер, Бём, Караян — ну хотя бы этих трёх, это же хрестоматия. Как всё меняется от одного взмаха дирижёрской палочки! И волшебство у волшебника меняется:

Булгаковская погода. Лениться сегодня буду. Шторм, Сьепи, чай. Время подождёт.

Upd. А вообще, было бы воистину аццкой несправедливостью умолчать по такому поводу о другом волшебнике — Арриго Бойто. Что музыка, ладно, не гений, так не гений, гениям видней, очевидно, кого гениями считать, чёрт с ней, с музыкой (хотя я ни до, ни после ничего подобного не слышала и не услышу никогда, потому что такой другой ещё очень нескоро родится). Вы стихи послушайте. Ну, либретто, да:

Ecco il mondo,
Vuoto e tondo,
S'alza, scende,
Balza e splende.
Fa carole intorno al sole,
Trema, rugge, dà e distrugge,
Ora sterile or fecondo.
Ecco il mondo.
Sul suo grosso
Antico dosso
V'è una schiatta
E sozza e matta,
Fiera, vile, ria, sottile,
Che ad ogn'ora si divora
Dalla cima sino al fondo
Del reo mondo.

Вот он, мир,
Пустой и полный,
Поднимается и опускается,
Трепещет и сверкает.
Водит хоровод вокруг солнца,
Дрожит, ревёт, разгромлен,
То бесплодный, то плодородный.
Вот он, мир…

Перевод, естественно, кривоват местами должен быть, ибо страшно далека я от итальянского языка, но тут важен общий смысл. Понимаете, Мефисто начинает с чистого глобуса и заканчивает человечеством за семь строк. Даже за четыре, по сути. Найдите мне ещё одного такого же поэта, а? Ну, Щербаков, да. Всё. Ecco il mondo — другого не завезли.

Кульминация монолога Мефистофеля — о человеческой подлости:

На его [мира, то есть] пухлой, древней спине
Род человеческий и бесчестит, и преследует сам себя,
Низкопробный, мелочный, жестокий, тщедушный…

Это я вам только смысл передаю, поэтику сами посмотрите, тут языка знать вообще не надо.

Глобус, понимаете, Мефистофелю подарили. Так, чисто сувенир. Вальпургиева ночь, одна строка рефрена, пара десятков брошенных вскользь абсолютно неоспоримых замечаний.

При этом автор не симпатизирует Мефистофелю и не романтизирует его ни в одном глазу. Впрочем, кому либретто знакомо… нихрена не знакомо никому, естественно, но сделаем вид, что у нас тут клуб эстетов ниибаццо. Ну, то есть вот по этой ссылке оно целиком, без купюр, втыкайте, ищщядия. Мне не слабо было, вам подавно не слабо будет.

Ecco il mondo. С каждым годом страх смерти всё ничтожней. Все они уже там: Бойто, писавший гениальные либретто, Вагнер, у которого Бойто учился музыкальной эпопее, Сьепи, воскресивший Бойто после Шаляпина, и сам Шаляпин, заставивший публику слушать Бойто… И время уже ничего для них не изменит.

Что останется после нас, кроме страха смерти?

Вот в этом суть. Важно не то, сколько человек прожил. Важно, что он принёс и что оставил. Важна степень бесспорности монолога Мефистофеля, а не его демонический образ.

И мне не важно поэтому, отзовётся ли хоть кто-нибудь прямо здесь и прямо сейчас. Время подождёт, ему не привыкать.