Съездила за табуретками, везу обратно. А они тяжёлые, зараза, и их четыре штуки. Две по отдельности, а две в один конструктор упакованы. И этажерка ещё в довесок, но она так, для колориту. Ну, я в катер с грехом пополам влезла (народу битком, час пик), поставила себе одну из отдельных табуреток, этажерку к щитку какому-то присобачила, конструктор в уголочек запихала, вторую отдельную табуретку водрузила на конструктор. Оглядываюсь, смотрю, бабушка стоит.
Снимаю вторую табуретку с конструктора, тянусь к бабушке (она спиной стояла), но не успеваю даже до её плеча дотронуться, как мужик, стоящий рядом, с улыбочкой говорит:
— Можно садиться? — и интонационно выделяет даже не слово «можно», а слово «садиться».
Каков красавец!
Не ударила я его только потому, что вообще не бью слабых. Ну, и плюс к тому народу битком, общественный транспорт опять же. Так что сказала просто:
— Нет, нельзя.
Посадила бабушку, едем. Ехать недолго, десять минут всего. Мужик не унимается:
— Почему нельзя? — этак с вызовом.
И тут я понимаю, что если он немедленно не заткнёт свою вонючую пасть, я буду бить его ногами по нижней челюсти, невзирая на то, что он жижа, невзирая на транспорт и на народ битком.
— По кочану, — говорю.
Спокойно вполне говорю, даже голос не повышаю, но сама чувствую, что у меня уже кровь в виски колотит и веко дрожит.
Ну, и он, кажется, тоже почувствовал, потому что сразу как-то заткнулся и стал в другую сторону смотреть. Я успокоилась чуток и тут же, естественно, начала рефлексировать. А вдруг он инвалид? Вон, на зонтик опирается. Может, ему стоять тяжело? Может, у него день не задался? Может, он просто плохо себя чувствует? Вон, рожа красная. Хуй его знает, от стыда она у него красная или от высокого кровяного давления? И тут я поняла, что если бы он по-человечески попросил: «Извините пожалуйста, можно я посижу немножко, я себя плохо чувствую», — я бы ему свою табуретку уступила без малейших колебаний. А если бы сама подыхала, то раздербанила бы конструктор из двух штук. Но он не только не попросил вежливо, нет. Он вообще не сомневался, что я ему что-то разрешу. Он выделил голосом слово «садиться», а не слово «можно». Это был вопрос о характере действий, а не о возможности действовать. И поэтому даже если он инвалид сто первой группы, в моём присутствии он будет стоять и знать своё место, гнида гнилая.
Я это всё поняла и сразу расслабилась. Табуретки с этажеркой в результате довезла. Потряхивает до сих пор.
ЗЫ. При перевозке табуреток ни одна бабушка не пострадала.
— Можно садиться? — и интонационно выделяет даже не слово «можно», а слово «садиться».
Каков красавец!
Не ударила я его только потому, что вообще не бью слабых. Ну, и плюс к тому народу битком, общественный транспорт опять же. Так что сказала просто:
— Нет, нельзя.
Посадила бабушку, едем. Ехать недолго, десять минут всего. Мужик не унимается:
— Почему нельзя? — этак с вызовом.
И тут я понимаю, что если он немедленно не заткнёт свою вонючую пасть, я буду бить его ногами по нижней челюсти, невзирая на то, что он жижа, невзирая на транспорт и на народ битком.
— По кочану, — говорю.
Спокойно вполне говорю, даже голос не повышаю, но сама чувствую, что у меня уже кровь в виски колотит и веко дрожит.
Ну, и он, кажется, тоже почувствовал, потому что сразу как-то заткнулся и стал в другую сторону смотреть. Я успокоилась чуток и тут же, естественно, начала рефлексировать. А вдруг он инвалид? Вон, на зонтик опирается. Может, ему стоять тяжело? Может, у него день не задался? Может, он просто плохо себя чувствует? Вон, рожа красная. Хуй его знает, от стыда она у него красная или от высокого кровяного давления? И тут я поняла, что если бы он по-человечески попросил: «Извините пожалуйста, можно я посижу немножко, я себя плохо чувствую», — я бы ему свою табуретку уступила без малейших колебаний. А если бы сама подыхала, то раздербанила бы конструктор из двух штук. Но он не только не попросил вежливо, нет. Он вообще не сомневался, что я ему что-то разрешу. Он выделил голосом слово «садиться», а не слово «можно». Это был вопрос о характере действий, а не о возможности действовать. И поэтому даже если он инвалид сто первой группы, в моём присутствии он будет стоять и знать своё место, гнида гнилая.
Я это всё поняла и сразу расслабилась. Табуретки с этажеркой в результате довезла. Потряхивает до сих пор.
ЗЫ. При перевозке табуреток ни одна бабушка не пострадала.
3 комментария:
Вот это, кстати, да: если меня вежливо попросить - то я скорее всего соглашусь, но когда сходу начинается требование, а не просьба...
2 sanchos_f
А я, ты знаешь, просто отвыкла уже от таких заявок. Здесь подавляющее большинство мужиков военные, они чертовски корректны на дальней дистанции, и на улицах полный порядок (ну, за исключением тех районов, где молодёжь собирается, но это везде так). И я вообще не склонна выяснять отношения силой, как-то всё больше аргументами. Но тут у меня просто шарики за подшипники залетели. Сейчас, вот, сижу думаю: хорошо ведь, что заткнулся, у меня бы башку оторвало, как пить дать.
2 sanchos_f
Да, собственно, дело даже не в том, что на меня типа наехали. Просто сама коллизия: час пик, народ едет с работы, под сиденья обучены уже все абсолютно поверхности, включая рундуки, на которые обычно никто и внимания не обращает. Едут тётки, едут пожилые люди, едут, в конце концов, даже и замотавшиеся молодые девчонки -- все почти, как одна, официантки первой смены (потому что рабочие места летом в основном по кабакам). И стоит этот ухарь с одним зонтиком, без намёка на багаж, и претендует на посадочное место. Вот это, собственно, и было то, что меня взбесило до белого каления.
Отправить комментарий