Пересматриваю эпический фильм товарища Басова «Дни Турбиных» (последний раз смотрела лет пятнадцать назад, ничего уже не помню). И вот какую интересную вещь обнаруживаю: этот фильм не просто о бессилии белой гвардии, он — о причинах её бессилия. Я — сразу оговорюсь — веду речь сейчас именно о фильме, а не о произведениях Булгакова, потому что роман последний раз перечитывала лет пять или шесть назад, а пьесу, по-моему, вообще не читала (если и читала, то давно и не запомнила).
Так вот, фильм у Басова получился — о причинах бессилия белой гвардии. Конкретно — об отсутствии в этой самой гвардии дееспособных и вменяемых командиров, во-первых, и просто порядочных людей, во-вторых. Причём если первое вполне очевидно, то второе, возможно, покажется кому-то диким и нелепым. Поэтому я объяснюсь.
Так вот, фильм у Басова получился — о причинах бессилия белой гвардии. Конкретно — об отсутствии в этой самой гвардии дееспособных и вменяемых командиров, во-первых, и просто порядочных людей, во-вторых. Причём если первое вполне очевидно, то второе, возможно, покажется кому-то диким и нелепым. Поэтому я объяснюсь.
Помните сцену из второй серии, когда раненый Николка возвращается домой? Его втаскивают в квартиру через чёрный ход, кладут на постель, режут ему сапоги, раздевают — и в этот момент в комнату входит Елена. А дальше — вы только вдумайтесь! — Елена задаёт вопрос: «Где Алексей?»
Понимаете, да? Раненый юнкер лежит пластом с кое-как перевязанной головой, полураздетый, не осмотренный, едва-едва держащийся в сознании (сюда ещё зиму добавьте) — а родная сестра спрашивает: «Где старший брат?» Нормально?
Но это ж ещё не всё. Там дальше помните, да, что начинается? «Ну, всё понятно, Алексея убили», — говорит Елена и выходит из комнаты. Лариосик и Шервинский немедленно начинают суетиться вокруг неё («Воды!» Елене воды, да — самая замечательная в сцене деталь, на мой взгляд: воду подносят не раненому, а здоровому), Мышлаевский упадает в белогвардейскую печаль у стеночки, а Студзинский в это время наклоняется к Николке и спрашивает: «Что с ним?»
По мере развития сцены ахуй зрителя становится всё глубже и беспредельней. Елена закатывает истерику («Ларион, вы слышите, Алексея убили… Вы вчера с ним за этим столом сидели, а его убили!»), обвиняет своих друзей детства в том, что они оставили командира гибнуть, а сами пришли к ней («А вы, господа офицеры!..»). Студзинский и Мышлаевский вопят в голос: «Елена Васильевна, пожалейте, мы выполняли приказ!» — а потом начинают бороться за револьвер… И только Николка лежит себе на койке, никому не интересный.
Всё. После этого — если правда оно ну хотя бы на треть — никаких вопросов относительно провала белого движения не остаётся в принципе. И становится как божий день понятно, что все эти замечательные тонко чувствующие душевные Турбины и их друзья, в сущности, мазаны одним миром с грубым и неизящным Тальбергом, всё отличие которого от них состоит только в том, что он несколько циничней. Самую малость — ровно настолько, чтобы Турбины видели своё сугубое с ним сходство. Почему, собственно, Тальберг ненавистен им? Да потому, что он имеет наглость быть в реальности таким, какие все они в глубине души. И это отлично показывает вышеописанная сцена: младший брат, закатив глаза, лежит с ранением неизвестной степени тяжести весь в кровище, и среди пятерых взрослых формально близких ему людей не находится никого, кто подал бы ему хоть воды, я уж не говорю о более сложных телодвижениях.
Одновременно с потрясающей чёрствостью белогвардейцев обнаруживается и полное отсутствие среди них человека, способного расставить приоритеты, взять на себя управление и действовать в соответствии с потребностями текущего момента. Ну, казалось бы, чего непонятного: одна истеричка, а другой ранен; истеричку нахуй, раненого осмотреть, да? Нет. Бардак как в притоне, только интерьер из кремовых штор. И как бы не травмировать тонконервенную натуру Елены Васильевны (на которой, к слову, пахать можно без зазрения совести).
Скажите после этого, что они были достойны чего-то лучшего, чем предавший их «гетьман». Гниды казематные, все как один. И уж не знаю, насколько изображённое в фильме соответствует тому, что было в действительности (действительность в данном случае меня мало интересует), но как художественное произведение фильм прекрасен весь, потому что внятен и целен — совершенно ясно, что, куда, откуда и почему. Никаких, повторяю, вопросов. А сцену с раненым Николкой надо вмеморис, однозначно.
Понимаете, да? Раненый юнкер лежит пластом с кое-как перевязанной головой, полураздетый, не осмотренный, едва-едва держащийся в сознании (сюда ещё зиму добавьте) — а родная сестра спрашивает: «Где старший брат?» Нормально?
Но это ж ещё не всё. Там дальше помните, да, что начинается? «Ну, всё понятно, Алексея убили», — говорит Елена и выходит из комнаты. Лариосик и Шервинский немедленно начинают суетиться вокруг неё («Воды!» Елене воды, да — самая замечательная в сцене деталь, на мой взгляд: воду подносят не раненому, а здоровому), Мышлаевский упадает в белогвардейскую печаль у стеночки, а Студзинский в это время наклоняется к Николке и спрашивает: «Что с ним?»
По мере развития сцены ахуй зрителя становится всё глубже и беспредельней. Елена закатывает истерику («Ларион, вы слышите, Алексея убили… Вы вчера с ним за этим столом сидели, а его убили!»), обвиняет своих друзей детства в том, что они оставили командира гибнуть, а сами пришли к ней («А вы, господа офицеры!..»). Студзинский и Мышлаевский вопят в голос: «Елена Васильевна, пожалейте, мы выполняли приказ!» — а потом начинают бороться за револьвер… И только Николка лежит себе на койке, никому не интересный.
Всё. После этого — если правда оно ну хотя бы на треть — никаких вопросов относительно провала белого движения не остаётся в принципе. И становится как божий день понятно, что все эти замечательные тонко чувствующие душевные Турбины и их друзья, в сущности, мазаны одним миром с грубым и неизящным Тальбергом, всё отличие которого от них состоит только в том, что он несколько циничней. Самую малость — ровно настолько, чтобы Турбины видели своё сугубое с ним сходство. Почему, собственно, Тальберг ненавистен им? Да потому, что он имеет наглость быть в реальности таким, какие все они в глубине души. И это отлично показывает вышеописанная сцена: младший брат, закатив глаза, лежит с ранением неизвестной степени тяжести весь в кровище, и среди пятерых взрослых формально близких ему людей не находится никого, кто подал бы ему хоть воды, я уж не говорю о более сложных телодвижениях.
Одновременно с потрясающей чёрствостью белогвардейцев обнаруживается и полное отсутствие среди них человека, способного расставить приоритеты, взять на себя управление и действовать в соответствии с потребностями текущего момента. Ну, казалось бы, чего непонятного: одна истеричка, а другой ранен; истеричку нахуй, раненого осмотреть, да? Нет. Бардак как в притоне, только интерьер из кремовых штор. И как бы не травмировать тонконервенную натуру Елены Васильевны (на которой, к слову, пахать можно без зазрения совести).
Скажите после этого, что они были достойны чего-то лучшего, чем предавший их «гетьман». Гниды казематные, все как один. И уж не знаю, насколько изображённое в фильме соответствует тому, что было в действительности (действительность в данном случае меня мало интересует), но как художественное произведение фильм прекрасен весь, потому что внятен и целен — совершенно ясно, что, куда, откуда и почему. Никаких, повторяю, вопросов. А сцену с раненым Николкой надо вмеморис, однозначно.
2 комментария:
Ой, какой дурдом знатный)) Аж посмотреть захотелось))
Ллой
2 Ллой
В торрентах полно должно быть. Только учтите, что это в восьмидесятых годах на советской студии снималось: звук и освещение соответствующие.
Отправить комментарий